«Корова не будет спрашивать, тяжело тебе или нет»: фермер из Кузбасса рассказал, можно ли стать миллионером, продавая молочку

Фермерские магазины уж не первый год работают в Кузбассе, но до сих пор многие обходят их стороной — сильно отпугивают цены. Казалось бы, обычное молоко или кило фарша, а стоит в два, а то и в три раза дороже, чем в любом сетевом супермаркете.

Что же так сильно влияет на стоимость товаров, чем отличается продукция и кто контролирует производство, NGS42.RU рассказал один из современных фермеров Сергей Черняков из Промышленного района. Он взялся за это дело с нулевым опытом и долгами, а теперь практически не видит конкурентов на рынке региона.

— Вы уже имели какой-то опыт, когда решили заняться фермерством?

— Абсолютно никакого, молоко видел только на полках магазинов, никогда коровами, козами не занимался. Я до этого был директором нескольких страховых компаний. Сейчас занимаюсь [молочным] бизнесом уже четыре года, а в целом предприятию будет 20 лет. Предыдущий хозяин умер, мне предложили заняться предприятием, которое на тот момент было в очень печальном состоянии. Мы с другом вошли в этот бизнес и даже ставки делали, сколько продержимся.

— Сложно было без понимания сферы?

— Да, очень много обманывали, в том числе работники. Плюс началась пандемия, масочный режим, долгов на предприятии свыше 10 миллионов рублей было, практически банкротилось. Несколько раз, сидя в кабинете, ловил себя на мысли: «Что я здесь делаю? Вставай и уходи, бесполезно же». Продаж не было, оборота тем более, все по домам сидят, город пустой. Но мы, парни из СССР, уперлись рогом, выдержали это время.

Предприятие на тот момент было как кооператив по сбору молока примерно с 30 фермеров. Тогда в среднем было не более 500 литров в день. Сейчас фермеров стало больше — около 80, они сдают около 20 тонн молока в день, примерно половину, излишки мы отдаем на более крупные заводы. Производим молоко, в том числе топленое, масло, творог, кефир, йогурты и так далее.

Ну и само производство — завод с мощностью 10 тонн в сутки — было в плачевном состоянии: крыша протекала, оборудование устаревшее, поломанное, автомобили старые. Первое, что я там увидел — машина, которая занималась развозом, а зимой ездила на лысой резине.

— За эти четыре года что вы сделали для развития?

— Мы регулярно берем гранты, поменяли весь автопарк, расширили ассортимент продукции, сейчас вот сырное производство осваиваем, пока ждем первого созревания.

Новинки ассортимента, что-то интересное для себя в основном привожу из других регионов. Побывал в Чечне — привез оттуда айран. Я считаю, что такой в городе только у меня. Не в жидком виде, как все привыкли, а как у горных людей, более густой. Тот же сыр. Ходил по рынку, понравился один домашний, поехал на ферму, посмотрел, как делают. «Санди» вообще хитом стала. Это такой сладкий творожок с наполнителем. Мое изобретение, три месяца технолога до слез доводил, пытаясь сделать творожную массу не такую, как у всех. Поэтому секреты не сдам, это была действительно кропотливая работа.

Придумать что-то новое сложно, но кухни мира разные, есть еще, что перенять в соседних регионах и странах.

— Многих это интересует: почему фермерская продукция стоит дороже порой в разы?

— Она добывается тяжелее. Хранение то же, логистика. Например, крупному производителю нужно поставки делать раз в неделю, а мне — каждый день. Почему? Потому что это скоропортящийся натуральный продукт. В нем вообще нет консервантов. Отличить такой товар легко — срок его годности не более пяти суток, при условии, что не нарушался режим хранения. В сети «Калина-Малина», куда мы в основном всё поставляем, с фермерами работать умеют. Тут из холодильника в холодильник перемещение идет, на складах где-то в жаре ничего не держат. Я даже злился поначалу, потому что требования у них очень жесткие, но теперь только благодарен, потому что удалось навести порядок, в том числе и на производстве.

Некоторые ретейлеры на нас выходили, мы пробовали с ними работать, но столкнулись с тем, что товар быстро скисает из-за нарушения условий хранения.

— А если товар не продался, что с ним делаете?

— Утилизация. Чуть подкисшее молоко еще можно пустить на творог, он от этого даже вкуснее будет, а всё остальное — да, на выброс. Но опять же, речь не про просрочку, а про тот продукт, у которого истекает срок годности.

Еще на цену влияет процесс производства. На крупном[заводе] нажали на кнопку — и поехал конвейер. У нас — много ручного труда. Тот же «Санди», который надо развесить, положить в контейнер, закрыть крышку, мы даже этикетки сами клеим. А сейчас спрос на товар растет — до 1500 штук в день.

У нас у самих жесткий отбор молока, которое принимаем от поставщиков. У нас своя лаборатория. В пять утра машина едет по фермам, собирает молоко, далее берем анализы, если всё хорошо — сливаем его на хранение и пускаем на производство. Если что-то не в порядке — ищем виновника и решаем вопросы качества.

— Находили?

— Конечно. Когда только начинали, там вообще был беспредел. Воды было больше, чем молока. С ними работать перестали, я так и сказал, что воду из крана я могу и бесплатно набирать. Кто-то идет навстречу, кому-то наплевать.

Бывает, что у фермеров нет молока, зимой удои сильно снижаются, собираем не привычные 10 тонн, а пять-три. Это тоже влияет на стоимость.

— Вы хотите производить сыры. Думаете, они смогут конкурировать с импортными?

— Если брать последние международные выставки, то там все первые места за Россией. Главное их отличие — натуральность и вкус, естественное созревание без ускорителей. Посмотрите, сколько на витринах «Гауды» или «Российского» сыра. Думаете, он натуральный? Откуда у нас в стране столько молока для их производства? Это всё сырные продукты. Хороший или плохой сыр, я говорю про классические сорта, можно легко отличить по надрезу: прилипает — хорошо, «химия» даже следов не оставит.

— Вы общаетесь с покупателями, учитываете их пожелания?

— Конечно. Много благодарят, критика тоже бывает. Например, что наше молоко меняет вкус, хотя летом это закономерно: коровы жуют свежую траву, сезон разнотравья, а не сено. А клиенты привыкают, что у больших производителей оно, как правило, всегда одинаково. Это достигается путем ультрапастеризации, которая убивает все микроорганизмы — и хорошие, и плохие.

Вот, кстати, был такой случай. Садик один начал покупать наше молоко и вскоре позвонили, говорят, что быстро киснет. Приезжаю, говорю, покажите, как вы его храните. А они показывают на стол, мол, готовят и тут же оно стоит. На кухне жарко, три часа — и товар скис. Из-за этого же кофемашины не могут работать с фермерским молоком.

— Но если поставить оборудование, убрать ручной труд, товар же станет дешевле?

— Не стоит забывать, что сам аппарат дозирования стоит минимум 3-4 миллиона рублей. Всё оборудование стало стоить просто огромных денег. Мы отходим от импортного, замещаем российскими производителями, в том числе, потому что запчасти выросли в разы. Например, на автомат по разливу сметаны я брал датчик, который стоил 3000 рублей, на той неделе я его уже покупал за 24 000 рублей, плюс несколько недель ушло на его поиски и доставку.

Раньше работали на украинской технике, пришлось менять из-за тех же проблем с запчастями. В Ярославле, Уфе, на Алтае в принципе всё есть для молочного производства.

— Помимо оборудования, что еще осложняет работу?

— Всевозможная отчетность. У меня в цеху работает меньше людей, чем тех, кто его обслуживает: бухгалтеры, экономисты и прочие специалисты. Всё это отнимает очень много времени и сил. Бумаги, бумаги, бумаги. Вот это, больше всего, наверное, поднимает цену, честно говоря. Конечно, на большом производстве с этим легче, нас часто пытаются сравнивать, но это неправильно.

Остро не хватает людей. Везде не хватает персонала, абсолютно в любом производстве, вакансий полно. Мировые сложности улеглись — с упаковкой, пандемией справились, а работников не появилось. На той неделе с технологом вдвоем стояли и упаковывали, потому что не вышел человек на смену. Платим мы достойно, 3,5 тысячи рублей в смену, за 10 дней выходит минимум 35 тысяч рублей. А в регионе в среднем 25-30 тысяч. Ночных смен при этом нет. Честно — не знаю, что делать. Будем еще поднимать зарплату. Сейчас надо около 20% работников найти.

— А какие вообще перспективы роста конкретно в вашей сфере?

— Коров хотим завести, они сейчас стоят примерно от 150 тысяч рублей, поэтому без поддержки государства не обойдемся. А так, наращивать производство, расширять ассортимент. Конкурентов особых у нас в регионе я не вижу.

— Разбогатеть на фермерстве возможно? Порой находит же на людей, что офис надоел, пойду на земле работать.

— Даже не знаю, пока я больше туда вложил, чем получил. Нельзя инвестировать сейчас ни в фермерство, ни в производство, ни в ту же криптовалюту. Вот в человека, если ты ему доверяешь, если ты знаешь, что он не бросит это дело, то в него можно.

Я сейчас смотрю на нынешних фермеров, они уйдут, и что будет дальше — неизвестно. Их дети не хотят этим заниматься — очень тяжело им. Бывают молодые, до 30 лет, но мало.

— Проще бумажки в офисе переворачивать?

— Ну да. А корова же не будет спрашивать, тяжело тебе или нет. Ее нужно покормить, подоить утром и вечером, убраться. В теории лет через 20 фермерство может столкнуться с тем, что сырья не будет. Государство у нас, я вижу, предпринимает какие-то меры, поддерживает, дотации крупные дает.

Сейчас любой бизнес зависит от человека. Нет человека — нет бизнеса.