«Я горе понимал, но вины не чувствовал»: осужденный за гибель людей в «Зимней вишне» спасатель — о суде и пожаре

В конце марта 2018 года Андрей Бурсин был первым спасателем, прибывшим на пожар в «Зимней вишне». По прошествии трех лет суд признал его виновным в смерти 60 человек. По словам осужденного, он до сих пор не услышал адекватных версий того, как он мог в течение 10 минут спасти тех, кто погиб в торговом центре. В последние дни пребывания на свободе в интервью NGS42.RU он впервые рассказал о событиях самого страшного дня в истории города Кемерово, абсурдности обвинений и попытке суицида в СИЗО.

— Давайте начнем с главного. Расскажите про день пожара, как вы узнали о возгорании?

— Незадолго до этой трагедии меня назначили начальником службы пожаротушения: 16 марта 2018 года был приказ, 23-го мне его зачитали, а 25-го я заступил на боевое дежурство в должности начальника. В смене, кроме меня, были помощник и водитель. По детализации звонков в уголовном деле сказано, что первый сигнал о задымлении кровли поступил в 16:04. В деле целый том посвящен тому, знал ли я о нахождении людей в здании. Так вот, мы выезжали на задымление кровли, с самого начала о людях в помещениях я не знал.

У нас создана хорошая система 112. Если звонок поступает, но линии заняты, он переходит на другие ведомства. Как потом выяснилось, первые звонки от людей из кинозалов поступали всюду: и в полицию, и в службу газа. Чтобы специалисты сообщили в пожарную часть эту информацию, тоже нужно время, а тут каждая секунда — жизнь человека.

На место мы прибыли через 4 минуты. Информация, которую мне изначально сообщил диспетчер, подтвердилась: шел дым с крыши. Следующие 40 минут очага горения и пламени я не видел из-за сильного задымления. В 16:04 все отделения следовали по рангу пожара 2, обратно их в подразделения никто не отсылал, это подтверждает диспетчер ЦППС (Центральный пункт пожарной связи. — Прим. ред.).

— Как определяется, сколько техники и людей надо для тушения?

— Вся информация сначала поступает диспетчеру, затем — начальнику пожаротушения, пока он следует на место. Если информация меняется, она оперативно передается для принятия действий по тушению пожара.

На объектах массового пребывания людей всегда есть план тушения пожара. Это документ, составленный заблаговременно, когда объект вводится в эксплуатацию. Есть несколько копий: одна — в ЦППС, другая — в пожарной части, третья — на объекте в администрации.

Меня обвиняют, что я не ознакомился с планом тушения пожара ТРЦ «Зимняя вишня», но в этом не было необходимости, так как я знал объект и выезжал на него до пожара.

— Что вы делали, когда приехали к «Зимней вишне»?

— По боевому уставу предписано, что по прибытии на место пожара я должен организовать группу разведки и идти в здание, чтобы понять, какая обстановка: задымление, пожар, проведена ли эвакуация. Нельзя управлять силами и средствами вслепую, ты должен понимать, какие боевые действия необходимо проводить. Во время разведки, если отсутствует информация об отключении электроэнергии, то по боевому уставу запрещено проводить тушение, потому что здание не обесточено.

Один пойти в разведку в непригодную для дыхания среду не имею права, это должно делать звено, но на тот момент на «Зимнюю вишню» пожарные еще не прибыли. Своему помощнику я дал команду надеть дыхательный аппарат, водителю поставил задачу рассредоточивать прибывшие пожарные отделения, слушать и подтверждать мой эфир. Потому что, когда я зайду в здание, диспетчер может меня некорректно слышать, так как возникают помехи.

По всем правилам на объекте пожарную службу должен встретить кто-то из руководящего состава, администрации, в том числе охрана. Это необходимо, чтобы уточнить ситуацию: как происходит эвакуация, сколько людей выведено, остались ли люди в здании, где они находятся. Если этих сведений нет, то надо проверять все помещения. У входа нас никто не встретил. Бежим по лестничному маршу — информации нет. От очевидцев мы слышим, что в кинозале, возможно, где-то остались дети. Я спросил: «Где?» Мне махали в разные стороны, крики были просто истерические. Как я потом узнал, это были те, кто подъехал уже после телефонных звонков от своих близких.

Через центральный вход мы зашли на четвертый этаж. За счет тамбур-шлюза подпор воздуха создал избыточное давление, и поэтому лестничная клетка не была задымлена. В самом же помещении видимость была около 10–20 сантиметров. Мы вошли в него, прошли по стене до открытой двери в тренажерный зал, начали обследование. Как я потом узнал, люди оттуда вышли по эвакуационному выходу: половина — вниз, половина — на крышу. Всего около 40–50 человек. Если представить, что там тоже могла быть закрыта дверь, как возле юго-западного выхода, и люди бы не вышли, а мы прошли дальше и не проверили это помещение, нас бы обвинили и в их смерти, так как люди бы остались позади следования звена ГДЗС (газодымозащитная служба. — Прим. ред.).

Когда я был в непригодной для дыхания среде, меня запросила вторая часть, говорят: «Нам нужен ствол». Они работали со стороны «Ярче». Я разрешил, и с 16:17 туда постоянно подавалась вода, как потом выяснилось, там, возле закрытой двери, погибли 23 человека. В это время я поднял ранг пожара, но из-за шквала звонков диспетчер во внимание мою информацию не принял. Но все отделения, которые у нас были, уже следовали на пожар, на сосредоточение сил и средств ранг не повлиял.

Говорили (родственники погибших. — Прим. ред.), что люди из кинозала и в 16:38 звонили, и в 17 часов. Но в уголовном деле написано, что в 16:17 Михаил Трусов вышел из кинозала, на тот момент его дети и все остальные, кроме еще одного мужчины, который держал дверь, были без сознания. Трусов вышел и упал без сознания у эскалатора. Оттуда был поток воздуха, наверное, именно это его спасло. Ну и чудо. У нас есть такое понятие — агональное дыхание, когда происходит 60-процентная остановка сердца, человек начинает хрипеть. Пожарные в тишине эти громкие хрипы и услышали. Пока мы находились в дыму, приехал начальник пожарного отряда, который объявил ранг пожара № 3.

В 16:18 мне диспетчер передала информацию, что во втором кинозале люди просят помощи. На тот момент из-за дыма невозможно было определить, где кинозал № 2, в плане они указаны, но информации, как их считать, не было. Я дал команду звеньям проверять всё веерно от центрального входа и искать кинозалы.

— Сообщалось, что все звенья работали на четвертом этаже. Почему не нашли тот зал?

— Высокая температура и очень плотный дым — туда было просто не пройти. Выходы из кинозалов были сконцентрированы в узком коридоре, который заполнил дым. Информацией, сколько там было людей, обладала только контролер, но опять же, она не знала, может, зрители выбежали. Никто не предполагал, что люди сидели в кинозале и ждали помощи. Человек всегда борется за свою жизнь. У нас даже по боевому уставу людей искать необходимо возле окон и эвакуационных путей. Обычно так и происходит — там мы чаще всего находим и вытаскиваем людей.

Многие думают: «А что такого? Ходи в дыму и свети фонариком». На самом деле посмотрел влево — бездна, посмотрел вправо — чернота, ориентироваться очень сложно, чтобы это почувствовать, надо самим испытать.

На эвакуационном выходе одного из кинозалов не было ручек и двери были заподлицо со стеной. Как рассказывало 68-е звено, они прошли по стене, ручки не нащупали, что-то помешало им открыть дверь, пожарные двинулись дальше. Оказалось, что до пожара эта дверь при открытии упиралась в холодильник бара. Когда мы разбирали завалы, он лежал на полу и перегораживал вход. Также в кинозалах были установлены двери «Антипаника», то есть изнутри дверь открыть можно, а снаружи — нет.

Мы вообще не знали, что на четвертом этаже находятся 60 человек. Мы искали группу от 3 до 5 человек. Поэтому, когда 41-е звено сообщило, что найдено 5 человек со стороны «Ярче», нам стало очевидно, что это именно те люди, которые были в кинозале и выбежали из него. Когда звено мне приподняло тело, я проверил зрачки у людей, увидел «кошачий глаз», на свет от фонарика они не реагировали, наступила биологическая смерть. Мы начали вытаскивать тела: две женщины, два ребенка и мужчина. К тому времени температура была уже очень большая. Были вопросы, почему у этих людей не сгорела одежда. Потому что в это место постоянно подавалась вода.

После того как обнаружили этих пятерых, я дал задание двум звеньям — 41-му и 171-му — проверить еще раз выход. Они выскакивают оттуда, говорят: «Не можем пройти, маска к лицу прилипает». Выходят 171-е, говорят: «Не можем там находиться, температурой придавливает, никого мы там найти не можем». Поймите, мы тоже люди, у нас две руки, две ноги, мы не роботы. А условия были такие, что находиться там было невозможно. На четвертом этаже в какой-то момент начался огненный дождь: горели подвесные потолки и каплями падали на пожарных.

Я руководил пожаром до 16:47. Есть видео с регистратора, на котором видно, как ко мне подбегает человека четыре, и все показывают в разные стороны, мол, там люди. В этот момент подъехало 181-е звено, я дал им указание проверить указываемое помещение. Они проникают туда, вскрывают дверь, стволом протушивают, а никого нет.

— Когда вы узнали про остальных погибших?

— Уже ночь наступила. Ко мне подошли и сказали, что в ТРЦ вроде как еще человек 50. Я просто этому не поверил. Я был уверен, что мы проверили всё, что можно было в тех условиях. Мы в это время уже проливали здание, постепенно снизили температуру, чтобы была возможность проникать в помещения и снова всё осматривать. Вскрыли замки двери эвакуационного выхода и нашли тела 23 человек. Когда дошли до кинозала, обнаружили обгоревшую группу людей. Я понимал, что такого быть не должно. Мы должны были приехать в торговый центр и произвести тушение, все должны были эвакуироваться, бежать. А тут такое количество людей, на меня всё это произвело огромное впечатление.

— Почему всё так быстро загорелось?

— Кубики в «Круче» были сделаны из пенополиуретана. Он горит в три раза сильнее дерева, при этом выделяется группа цианов: CO — углекислый газ, циан и синильная кислота. Есть понятие синергизм — взаимодействие и усиление всех газов. Вдыхая CO, человек умирает за минуту, с цианом и синильной кислотой — за полминуты. В 16:08 люди уже погибли, я прибыл в 16:09. В кинозале люди жили дольше из-за того, что они там не перемещались.

Над «Кручей» находилась мощная система вентиляции. Согласно плану, при пожаре распространение огня в этом ТЦ должно было быть 1,5–2 метра в минуту. По факту было 30 метров в минуту, это аномально быстро и сравнимо с лесным верховым пожаром. Приток свежего воздуха разнес огонь по кабелям, аттракционам, к компрессорным установкам, которые начали взрываться. Всё это только из-за того, что не отключилась система притока воздуха и не включилась система дымоудаления. Если бы всё сработало, люди бы ушли из кинозала, а вся температура через вентиляторы вышла наружу. Опять же системы не сработали, а мы как-то должны были это предугадать.

— Если бы вся пожарная система сработала как надо, люди бы спаслись?

— Спаслись. Группа людей, как правило, выходит вся. На учениях мы ищем 3–5 статистов, у нас нет условий и средств спасать людей коллективно. Для спасения 37 человек, местоположение которых точно известно, нужно 74 спасателя-газозащитника.

— Согласно обвинению, вы не использовали световой шнур и не применяли стволы. Почему?

— Световой шнур — «Квазар» — это электрооборудование, его необходимо обслуживать, заряжать. Если в среде, не пригодной для дыхания, проводятся какие-то работы, по этому шнуру проще ориентироваться, чтобы быстрее туда дойти. По боевому уставу носить его с собой необязательно. Это решение принимается по необходимости командиром звена в зависимости от поставленной задачи. По моему опыту, лучше использовать спасательную веревку — путевой трос, она легкая, хорошо разматывается, не путается.

Про стволы. В каждом рукаве — 40 литров воды. Если бы мы шли с шестью рукавами — это 240 литров воды, мы просто не могли бы эту линию с собой нести. По уставу ствольщик доходит до позиции, и по его команде подается вода. С наполненным рукавом физически невозможно двигаться. Он легко может за что-то зацепиться, и дальше ты его не протащишь. И стволы необходимы, когда огонь мешает продвижению, а у нас вокруг был только сплошной дым. Мы начали подавать воду с юго-запада и наращивали силы, когда там уже было невозможно находиться, в итоге на этаж было направлено 12 стволов.

— Родственники погибших говорили, что для спасения можно было использовать теплоотражательные костюмы.

— Они применяются только для тушения нефтяных резервуаров. Они бы не помогли. В этих костюмах невозможно держать радиостанцию, оборудование, веревку. Ты в этом костюме практически неподвижный. В них работают только на улице, ставятся лафетные стволы и орошается всё вокруг. В таком костюме невозможно выносить людей, как, например, спасли Трусова, так как невозможно подключить спасательное устройство от дыхательного аппарата.

А в таком задымлении, как было в «Вишне», какие костюмы, какой поливать? Ты даже не видишь на расстоянии руки, что где находится. Нужно было искать людей, что мы и делали. Не тратить силы на непонятные действия, а выполнять главную боевую задачу — найти людей. Но создались такие условия, при которых невозможно было это сделать.

— Я был в спортзале школы, когда чиновники привели вас, как это требовали родственники. Вы понимаете, для чего это было сделано?

— Нам руководство приказало всё им объяснить, на тот момент думали, что это возможно. Психологи потом уже говорили, что делать этого было категорически нельзя. Я считаю, что это было неправильное решение. Весь негатив перебросился в нашу сторону. Люди, которые не имеют понятия о нашей работе, начали нас учить, как правильно надо тушить. Всё это у меня вызывало возмущение. Нам нужно работать, а тут такое. И это негативное общественное мнение уже невозможно было перебороть. Потом еще начались какие-то вбросы в интернете.

— Вы понимали, что вас привлекут к ответственности?

— Я начал это понимать по допросам. Я чувствовал, что ищут вину, но пока найти не могут. Когда читал обвинение, я не понимал, что мне вменяют.

— А сейчас поняли?

— До меня и сейчас не дошло. Вот пример: есть дымосос, который работает по законам физики. В соответствии с его характеристиками, чтобы проветрить помещения «Зимней вишни», необходимо 6–7 часов, если учитывать, что пожар не продвигается. Это подтверждал специалист на суде, который говорил, что такие работы неэффективны. Дымосос не предназначен для работы в задымленном помещении, на нем нет взрывозащиты. Места для установки его в ТЦ не было, а меня обвиняют, что я его не использовал, Более того, нагнетание свежего воздуха усилило бы горение, и здание просто рухнуло бы.

Мне вменили смерть 60 человек. Я горе это понимал, но вины не чувствовал. Невозможно извиняться за то, в чем ты не виноват. Бывает так, что делаешь всё правильно, а человек всё равно погиб.

На пожаре очень трудно добиться точной информации. Если она есть, это в разы упрощает действия. На «Зимней вишне» ничего не было понятно. Не сработало ни одно средство пожарной безопасности: ни дымоудаления, ни пожаротушения, ни эвакуации. Я видел, что работники торгового центра, как за соломинку спасения, держались, что всю вину перекинут на пожарных. Потерпевшие, родственники тоже возложили вину на пожарных, потому что до последнего надеялись на спасение.

Про поддержку, любовь и суицид

Андрей Бурсин был взят под стражу 7 июля 2018 года. Спустя месяц, 9 августа, стало известно, что, находясь в СИЗО, он предпринял попытку суицида. В декабре 2019 года ему была изменена мера пресечения с содержания в изоляторе на запрет определенных действий, с тех пор он фактически находился на свободе, но с рядом ограничений — Прим. ред.

— После вашей попытки суицида в интернете было две версии: вы наконец-то осознали свою вину и вас психологически задавили. Почему на самом деле?

— Я очень люблю свою семью. Я думал, что меня не будет — им хорошо будет. Ну вот такие мысли ко мне пришли. Я присягу давал три раза: пионерии, жене и МЧС. Сейчас у меня осталось две: служить МЧС и жене. Сам себя накрутил, и всё.

Спасению людей я посвятил всю сознательную жизнь. В детстве я жил в общежитии, и как-то в нем случился пожар. Приехали пожарные, такие бравые, в боёвках (боевая одежда пожарного. — Прим. ред.), мне это запало в душу, может быть, тот случай и повлиял на мой выбор профессии. В 1993 году я устроился в пожарную охрану и прошел все должности. Был пожарным, командиром отделения, прошел обучение на офицера и стал начальником караула, до 2006 года я выезжал на пожары, занимался тушением огня, спасением. Потом я стал заместителем начальника пожарной части, затем — начальником, эта должность также связана со спасением людей и тушением пожара. Я точно не скажу, сколько спас людей, иногда по лестницам за раз человек 30 выводили, как их всех считать? Бывало, что спасал своих коллег, например, на пожаре на швейной фабрике, которая когда-то была у той самой «Зимней вишни».

— Как к вам относились в СИЗО?

— Первое время был сильный негатив, говорили, что чуть ли не мы сами всё там поджигали. А когда все маленько разобрались, поняли, как всё произошло, нормально начали относиться. Я ездил по этапу до Москвы, был в Бутырке. Многие там удивлялись, как так произошло, можно сказать, что тоже поддерживали. Коллеги, которые знали, что и как происходило, говорили, что вины нашей нет. Министерство нас не бросило, поддерживает.

Двое родственников на суде говорили, что не видят нашей вины, остальные винят нас. В этом —человеческая сущность — найти виновного.

— Что было после выхода из СИЗО?

— Было очень приятно встретиться с близкими, родственниками, знакомыми. У меня очень много друзей, двери в квартиру не закрывались, все приезжали, поддерживали. Мне разрешили преподавать в учебном центре, ну и на суды ходил, надеялся, конечно, на лучшее.

— Вы не ожидали такого приговора?

— Мы с адвокатом говорили, он смотрел судебную практику, должностное преступление приравнивается к колонии-поселению. Такого (шесть лет колонии общего режима. — Прим. ред.) мы вообще не ожидали. Когда мы с адвокатом вышли из суда, мне его самого жалко стало. Он говорил, что такого не бывает. До ЕСПЧ не дойдем, но будем подавать апелляцию, кассацию, вероятно, обратимся в Верховный суд.

По итогу нам в приговоре никто не сказал, как должно было действовать, все говорят, как не надо было делать. На данный момент никто не дал вразумительного ответа, как надо было спасать людей. Все практические опыты специалистов МЧС, где доказывают, что невозможно спасти одновременно 60 человек, судом не приняты.

— Что надо сделать, чтобы с пожарными не было случаев, подобных вашему?

— На законодательном уровне нужно прописать, что у руководителей тушения пожара, которые совершают действия по спасению людей, было право на ошибку и освобождение от уголовной ответственности. Важно донести, что пожар — неконтролируемое горение, и шаблонов, как действовать, не придумать.

Я очень люблю свою профессию. Я не хочу, чтобы это стало судебной практикой, не хочу, чтобы пожарные, находясь на боевом дежурстве, боялись, что завтра могут оказаться на скамье подсудимых, потому что они якобы работу свою не выполнили и что-то неправильно сделали.

— Вы о чем-нибудь жалеете?

— Нет. Я стал сильнее, понял, что любовь никуда не денется, даже если человек умрет, она всё равно останется. Я ни о чем не жалею.