«Ошибки, конечно, бывают. И их нужно исправлять»: кемеровский священнослужитель — о спецоперации и мобилизации

Сегодня ровно месяц, как словосочетание «частичная мобилизация» стало самым часто упоминаемым в СМИ и умах общественности. Кого-то оно пугает, кого-то, наоборот, радует, но абсолютно равнодушными не оставляет никого. Кемеровский священник, руководитель информационно-просветительского отдела Кемеровской епархии Вячеслав Ланский, как и многие мужчины в России, в любой момент может получить повестку — брони у религиозных деятелей нет. Об отношении церкви к происходящим событиям и свои личные размышления по просьбе NGS42.RU он изложил в колонке.

Мобилизация — слово, которое молодые, здоровые и сильные мужчины сегодня не могут слышать равнодушно. Кто-то впадает в панику, а кто-то даже решается покинуть свою родину, отстояв в многодневных очередях на границе, чтобы эту самую Россию покинуть. И как-то без осмысления остаются будущие вопросы, например, казахов о том, чей же Крым или Херсон.

Если позиция Церкви известна — молиться о воинстве и народе своей страны, быть с ними в любых обстоятельствах, то лично я как личность, христианин и гражданин при слове «мобилизация» испытываю скорбь, ведь нашему народу предстоит пережить боль: боль расставания, боль в сражениях, боль от ран, боль утраты. И этот многослойный поток боли накладывается на ту, которую переживает народ Луганска и Донецка с далекого 2014 года.

Чем отличается успешная корпорация от однодневки? Наличием своей философии и идеологии, которые наделяют предприятие собственным лицом и формируют узнаваемый бренд. Применима ли такая практика на уровне государств? Да вполне. Русская Империя, например, ассоциировала себя с третьим Римом — хранителем христианского наследия в мире, СССР шел к важной цели — строительству социально справедливого государства, какие-то страны стремятся обеспечить комфорт и благосостояние своих граждан, кто-то борется за право существовать и быть самобытным.

Сильных и слабых сторон у всех этих позиций достаточно, но вспомнить хочется только то, что уже через несколько десятилетий после Великой Отечественной идея социального равенства в Союзе стала какой-то формальной: «Все равны, но есть равнее». Этот идеологический кризис иссушил культуру и информационное поле, оставив вместо них безжизненные формы, которые не выполняли, а имитировали свои функции. Это и привело к последующему крушению огромнейшей и мощнейшей страны, давшей бой фашизму, заточившему под свою военную машину экономику всей Европы.

А что было после? Как бы свобода, когда как бы борцы за свободу растащили в свои карманы экономику бывшей империи. Как бы свобода, когда в изголодавшиеся на пропаганде умы хлынули потоки идей, религий, маркетинга и попсы (руки не могут написать «поп-культуры»). А еще чеченские войны, где за неплохие деньги гибли молодые ребята. А еще слабый силовой аппарат, который не мог защитить простого гражданина от произвола, и слабый государственный, предлагавший нищету в качестве образа жизни своим ключевым персонам — врачам, учителям. Только вот ведь незадача: государственной идеи так и не появилось.

Затем мы вставали с колен, строили дороги, открывали новые предприятия, модернизировали советскую инфраструктуру, кто-то ездил в отпуск в Турцию или Таиланд, а люди побогаче обосновывали себе резервные или даже основные гнездышки в уютных старинных европейских городках. И пошли разговоры о том, что неплохо бы не просто существовать, а существовать ради чего-то, ради какой-то глобальной цели. Быть за всё хорошее против всего плохого. Но вот поиск этой цели всё как-то откладывался до более удобных времен, пока не получится обустроить свой собственный удобный мирок.

Вот в таком идеологическом вакууме началась бойня на юго-востоке Украины, в ЛДНР. И вроде все переживали за народы, пожелавшие сохранить свою национальную и экономическую самобытность, но в общей массе это было похоже, будто сборная России играет какой-то матч: «Ну что там? В Луганске "кондиционер взорвался", мирняк погиб». «Укров под Иловайском в котле варят!» С началом СВО, где русская армия действовала ограниченным контингентом, настроение оставалось схожим, но уже, чтобы лететь в Таиланд или Турцию, нужно было серьезно подумать, а про Европу вообще лучше забыть. Стали очевидны просчеты, и решать эти проблемы начали общественные активисты, закупая на собранные средства бронежилеты, тепловизоры, коптеры и другие полезные гаджеты. И тут вроде уже не до национальной идеи: некогда.

Ну а теперь случилась частичная мобилизация, которой вроде как и быть-то не должно было по предварительным планам. Теперь уже не «ограниченный контингент» нашего общества стал вовлечен в кровопролитные бои, а вполне себе весь, пусть и частично. Находясь перед перспективой получения повестки, мужчина ищет ответы на вопросы: а зачем ему вообще воевать, ради чего? Злую шутку играет та самая идеология, которой нет. Вроде все привыкли, что государство — это не общность, а объединение индивидуумов. Это значит, нужно позаботиться о себе, а остальное — потом. И поэтому кто-то может бежать, кто-то может не бежать, но прятаться. И всё это обостряется застарелой проблемой: отсутствием работающего инструмента коммуникаций между представителями разных социальных групп, отсутствием качественной информационной работы, которая давала бы каждому гражданину ответы на концептуальное и вездесущее «Почему?». А ведь еще есть сводки с полей, где все не так гладко, как в сводках генерала-информатора, где войска «перегруппировываются», а обмены — не возвращение наших родных героев, а какое-то незаметное событие, о котором можно умолчать или сказать вскользь.

Ошибки, конечно, бывают. И их нужно исправлять. Но с учетом их количества и сложности всей ситуации каждый мобилизованный для меня — герой в 100500-й степени. Будь он обладателем крапового берета или в состоянии глубокого похмелья, будь он православным, мусульманином или фанатом ЛММ, будь он преступником или прокурором. Они — святые. Но не в том смысле, что им за ратные подвиги прощаются все грехи, а в исконной этимологии этого слова. Святыня — нечто выделенное из общей массы. Память наших предков — священна, священны и те люди, которые откликнулись на призыв своей страны, и именно им вверено писать историю России тогда, когда дипломатия оказалась бессильна.

Еще один важный момент. Мобилизовали не только тех, кто уже убыл на фронт или полигоны, мобилизовали всех нас, всё общество. Впереди нас ждут непростые времена, когда нужно работать не только за себя, но и за тех, кто ушел на фронт, за тех, кто устал и упал в тылу. Необходимо быть едиными в это непростое время, несмотря на плюрализм мнений, ошибки, поражения и победы. Фронт — он не там, в тысячах километров от сибирской глубинки. Фронт — он здесь, в каждом из нас. Достоевский был прав: «Тут дьявол с богом борется, а поле битвы — сердца людей». А победить дьявола — отца лжи — можно только правдой, которая невозможна без любви. Может, начнем уже помогать и поддерживать друг друга?!