«Мама не дожила до конца срока». Репортаж из центра для преступников рядом с элитными домами

Год назад в Екатеринбурге в бывшем санатории планировали открыть исправительный центр для осужденных. Местные жители, как и везде по стране, приняли это в штыки: устраивали митинги, писали петиции, даже президенту пожаловались. Центр в итоге не построили — во ФСИН отказались от этой идеи: рядом не было крупных предприятий, заинтересованных в сотрудниках.

Журналисты E1.RU побывали в таком учреждении в Верхнем Дуброво. Его полное название длинное: Изолированный участок № 2, функционирующий как исправительный центр при ИК-10 ГУФСИН по Свердловской области. Рядом — коттеджный поселок бизнес-класса и конноспортивный комплекс — один из лучших в стране. В общем, место популярное, многолюдное — никак нельзя сказать, что дом для преступников запрятали куда-то на отшиб, подальше от людей.

Корпус, где живут «полуосвобожденные», стоит за глухим забором. Он вплотную соседствует с Косулинским абразивным заводом. Большинство осужденных работают там. Остальные — на екатеринбургских заводах: их отвозят туда централизованно на ведомственной «Газели». Кстати, именно эти заводы и вложились в строительство и обустройство центра.

Тут нет охранников с автоматами и вышек. Лишь дежурный в комнате на входе. Люди, что живут здесь, уже не лишены свободы, поэтому им разрешены свои телефоны с интернетом. Хотя выйти на улицу без разрешения не удастся, только по заявлению, которое подписывает начальник центра. В назначенное (по договоренности) время нужно вернуться.

Центр рассчитан на 84 человека, сейчас здесь живут 79. Весь их день расписан. Подъем в шесть утра, завтрак. Рабочий день, как положено по Трудовому кодексу, восьмичасовой или посменный, с перерывом на обед. Зарплата зависит от специальности и квалификации: от 30 до 200 (при повышенных нормах выработки) тысяч рублей.

Отбой — в полдесятого. Моют полы, наводят порядок сами — есть график дежурств. Алкоголь запрещен, по праздникам тоже.

В выходные, в свободное время, живущие в центре могут выйти за забор, на настоящую волю. На встречу с родными или в магазин, купить себе продукты, одежду. В центре нет никаких «зоновских» костюмов. В цехах, конечно, трудятся в рабочих спецовках, как и все остальные.

Именно свободного передвижения осужденных, без конвоя, опасаются люди, живущие по соседству с подобными учреждениями.

Жители Верхнего Дуброво тоже поначалу возмущались. Руководители предприятий тогда встречались с ними, успокаивали, объясняли, что всё будет под контролем.

— Сейчас, спустя год, претензий к нам нет, никаких конфликтов не возникало, с местными жителями всё хорошо, — заверил нас начальник исправительного центра Александр Васильев. — У нас вообще спокойно. После отбоя свет выключается — и тишина.

Основной контингент тут — осужденные по 228-й статье о незаконном обороте наркотиков: сбыт, хранение, изготовление. Сейчас у этих людей большая часть срока уже позади — за примерное поведение и поощрения их и перевели сюда.

— На некоторых смотришь: и образование, и профессия есть, и выросли в благополучных семьях… Статья, как правило, у них одна — 228-я. Думаешь: ну как попали, зачем? Легких денег захотели — и так получилось. Вообще, по поводу опасений людей… Знаете, посмотришь на некоторый контингент на воле и думаешь: наши — божьи одуванчики, — шутит старший инспектор центра Ирина Насырова.

Доля правды в этом есть. Сюда попадают те, кто доказал, что может вернуться в общество: с хорошими характеристиками из колоний, после проверки служб безопасности заводов. Из разных статей — легких, средних, тяжелых — в этом учреждении нет лишь осужденных по 132-й — за изнасилование. Никакого особого запрета нет, но… так получается. Возможно, не проходят службу безопасности, не подходят по характеристикам.

Одна из комнат на первом этаже — для нарушителей. Сюда попадают, например, за опоздания. Три взыскания — и по правилам отправляют обратно в колонию. Как и за злостное нарушение — употребление алкоголя, наркотиков или самовольное оставление центра больше чем на сутки.

За год тех, кого отправили обратно за колючую проволоку, было десять человек.

— Но зато тридцать человек заслужили УДО, это очень хорошие цифры, — говорит Александр Васильев.

После смены на заводе Андрей Осинцев идет на тренировку. В исправительном центре его увлечение спортом поддерживают.

Андрей из Асбеста. По профессии он машинист буровой установки, работал электромонтажником на Белоярской атомной станции, потом на Рефтинской ГРЭС. С детства занимался спортом: хоккеем, футболом. Играл за асбестовскую хоккейную команду, за команду Рефтинской ГРЭС.

В 2015 году его осудили по 228-й статье, за распространение наркотиков. Ему тогда было 27 лет.

— Вы занимались любимым делом, спортом, у вас была работа, семья: жена, ребенок. Вы далеки от криминального мира. Почему? Зачем? Как вас могло занести? — не понимаем мы.

— Да, и вырос я в нормальной семье. Родители благополучные. Но вот дурость… Сначала, после приговора, был страх: что будет дальше? Но мне сказали [сотрудники ФСИН]: живи, работай, старайся.

Андрея осудили на 13 лет. Отправили в колонию в деревне Казанке: знали, что он спортсмен-хоккеист — в той ИК была хоккейная коробка и даже команда.

— Спасибо, что дали реализовать себя. Некоторые, кстати, только там на коньки вставали. Потом освободились — продолжили играть, увлеклись, — говорит Андрей. — У нас была команда, играли с вольными любительскими командами из других городов области. Всё организовывало ГУФСИН. Снаряжение я взял свое, разрешили. Другим помогали со снаряжением, те, кто играл с нами, привозили клюшки, шлемы. Там вообще была очень спортивная колония, много ребят-спортсменов. По глупости все попадали. Кто-то подрался в клубе, ударил… По 228-й много. Матерых уголовников не было.

Андрей пробыл в колонии восемь лет. За хорошее поведение и поощрения год назад его перевели в исправительный центр. Сейчас он работает на одном из машиностроительных заводов в Екатеринбурге.

— Отработаю смену, приезжаю, в семь иду на тренировку, — рассказывает Андрей. — Здесь успел отыграть сезон за команду Белоярского района. Кросс нации бегал, третье место занял в категории от 35 до 45 лет в Верхнем Дуброво. Я после игры в футбол за молодежную команду поселка сразу побежал.

Сейчас Андрей помогает тренеру ДЮСШ Белоярского района: и на тренировках с детьми и молодежью, и при заливке льда.

— Первое время, конечно, смотрели искоса, не дети, а родители. Я всё понимаю… Но потом нормально уже. Ребятам я говорю на своем примере: только не вздумайте в это лезть, связываться с наркотиками. Легких денег не заработать, всё рано или поздно раскроется, можно жизнь испортить. С маленькими, конечно, эту тему не трогаю, это должны родители объяснять. Но старшим, которые уже самостоятельнее, кто-то учится в другом городе, — им напоминаю.

В январе у Андрея подходит срок, когда можно подавать ходатайство об УДО. Дома его ждут жена и дочка. Он приезжал к ним в отпуск. По закону осужденным в исправительных центрах положены 18 отпускных дней. Они проводят их на воле — едут домой, к родным.

— Маму я уже потерял — не дождалась конца срока, полного освобождения. А семья меня ждет, поддерживает. Когда я попал за решетку, дочке было пять лет, сейчас уже четырнадцать, очень хочу попасть на выпускной. Много от кого отворачиваются родные, друзья. От меня никто не отвернулся, ни из друзей, ни из родни. На воле буду работать, так же заниматься спортом.

Когда мы предложили Андрею скрыть его лицо на фото при публикации, он отказался. Объяснил, что не хочет ничего скрывать. Как и следующий герой нашей публикации.

Павел работает электромонтером на екатеринбургском заводе. Он приехал в центр из Ивделя, из колонии особого режима.

Когда мужчина впервые оказался на воле, в свой выходной, он приехал домой, в родительскую квартиру. Его родители не пережили эпидемию ковида. В пустой квартире он нашел записку от мамы: «Если ты читаешь это, нас уже нет в живых». Мама писала хорошие слова: как они с отцом его любят, верят, что он преодолеет все трудности. Еще просила написать книгу, рассказать историю, описать, как всё было: «Пусть твой опыт, ошибки помогут другим».

Мама Павла всю жизнь работала в торговле, но очень любила литературу, сама писала стихи — про любовь к жизни, про красоту природы. Папа много лет проработал слесарем на БАЭС. Так же как у нашего предыдущего героя, у Павла была положительная семья, благополучное детство.

— Когда родители приезжали на суд, я не мог смотреть им в глаза, — вспоминает наш собеседник. — Было страшно, дико. Как переживут родители? Как воспримут на работе коллеги?..

В 2014 году 28-летнего Павла осудили по статье 228-й. В то время у него был свой бизнес — строительная компания.

Выучившись после школы на автомеханика, он не пошел работать по специальности, устроился менеджером в магазин «Самсунг», который в начале 2000-х был один в Екатеринбурге. Позже Павла повысили с продавца до замдиректора. А потом он работал в разных компаниях, занимался тендерами.

— Это был 2007 год, в нашей стране вовсю развивалась система тендерных закупок, муниципальных, государственных. Мы тогда еще ходили вживую поднимать таблички на аукционах, занимались продажей компьютерной техники, антивирусных программ, кабельной продукции, электротехники, — вспоминает Павел. — Всё было классно: интересная работа, купил себе первую машину — Toyota Camry. Потом переманили в другую компанию, тоже федеральную. Набрался еще опыта, знакомств, и открыли с другом строительную фирму. Деньги появились… Начал курить спайс — синтетический наркотик. Как-то поехали в Екатеринбург — взял пакет, 40 граммов. На обратном пути остановили сотрудники полиции.

Павла осудили на девять с половиной лет колонии строгого режима.

— Это было уроком мне, — говорит он.

За год, что Павел живет в исправительном центре, он успел написать и даже издать книгу. Назвал ее «Тринадцать лет теней». Выложил текст на «Литрес», а после с ним связалось издательство «Ридеро» — предложили издать. Сейчас она есть под заказ на маркетплейсах и в обычных книжных магазинах.

Павел объясняет, что это нон-фикшен. Художественный вымысел там тоже есть, но в основе то, что реально случилось с героем. Рассказывается и о том, как он попал на особый режим после драки с одним из зэков. Человек, с которым он дрался, позже умер: удар спровоцировал рецидив хронической болезни. Врачи сначала решили, что тот симулирует. Павла тогда еще раз осудили — уже за тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть. Ему добавили к сроку три года и пять месяцев.

Мужчина рассказывает о жизни на зоне. Спойлер: ничего хорошего в неволе нет и нормальному человеку там очень не понравится. Хотя шанс на будущую нормальную жизнь в обществе есть всегда: как всё сложится, зависит от человека. Можно работать, учиться, даже получать образование.

Именно там Павел начал заниматься спортом, атлетикой: брусья, турник. Говорит, это ему очень помогает. А еще он получил несколько профессий: электромонтера по ремонту оборудования, пекаря-кондитера, стропальщика, формовщика железобетонных изделий.

— Третий разряд у меня, — говорит Павел. — Я девять с половиной лет нахожусь в заключении, могу сказать, что за это время система [ФСИН] очень изменилась к лучшему.

В 2023 году ему заменили наказание — отправили в исправительный центр. Сначала в Чебоксары, потом перевели в Верхнее Дуброво, поближе к дому. Уже в центре он заочно окончил курсы бизнес-школы как специалист по нейросетям. 50 тысяч за обучение уралец заплатил из своей зарплаты.

Мы отвлекаемся от истории Павла и вспоминаем знаменитый фильм «Побег из Шоушенка».

— Там заключенный повесился, потому что не мог найти себя, не знал, как жить на свободе. А есть те, кто снова попадает в тюрьму — не может адаптироваться. И такие центры нужны, чтобы заново учиться жить после долгой изоляции. Зарабатывать, тратить деньги, покупать продукты, одежду. Очень хорошо, что придумали эту систему. Но вот отношение общества, людей к нам…

Кроме завода Павел сейчас работает координатором на удаленке в сети ресторанов японской кухни в Калининграде. Его пригласил друг юности, владелец сети, который все эти годы поддерживал его. После освобождения уралец планирует дальше работать там.

Впереди у Павла возможное УДО. Сейчас в выходные он ездит к своей девушке. Он познакомился с ней на сайте, еще когда был в колонии, несколько лет назад.

— Знаете, их не очень уважительно называют «заочницы». А она абсолютно благополучная, порядочная. На первом свидании видно было, что очень боится. Я думал: такую смелость надо иметь — поехать к незнакомому человеку в такую даль, 650 км на своей машине — в колонию! В книге я тоже написал про Татьяну. Я не подведу ее.

— Исправительные центры — это новое явление в нашей уголовно-исполнительной системе, — объясняет криминолог, преподаватель курса уголовно-исполнительного права УрГЮУ Данил Сергеев. — Поэтому, возможно, не все люди понимают, что это такое, путают с исправительной колонией. Но это место охраняемое, где присутствуют сотрудники ФСИН, где есть видеонаблюдение. Опасных для общества там нет. Наказание, на мой взгляд, эффективное. Ведь чем меньше времени человек находится в тюрьме, тем выше шансы, что он туда не вернется снова.

Сейчас наш университет совместно с архитектурным проводит специальное исследование характеристик мест размещения объектов уголовно-исполнительной системы, в том числе исправительных центров. Потому что общественное мнение по отношению к ним негативное, так как люди живут в режиме полусвободы. Проведем исследование, и будет более понятно, как с этими учреждениями взаимодействует городская среда.

По словам Данила Сергеева, бояться надо не тех, кто живет в таком центре, а тех, кто на воле и при этом склонен к асоциальному поведению, готов пойти на преступление.

У тех, кто находится в центрах, иные задачи: благополучно завершить свое наказание. Стимула совершать противоправные деяния у них нет. А если появится, при первом же серьезном нарушении они отправятся обратно в колонию, — подчеркивает эксперт.