Леночка. История жуткого убийства и вечной любви, которую хранит памятник на закрытом кладбище

Трагедия произошла в Уфе в 1971 году. Жертвой стала 23-летняя Елена Соляникова, врач, она ждала ребенка. Погубил будущую маму внуковский маньяк Юрий Раевский. UFA1.RU вспоминает, как произошла чудовищная трагедия.

Памятник Леночке — один из самых красивых на местном кладбище. Ирина Кугаевская на протяжении многих лет каждую неделю навещала могилу дочери. В 1997 году мать пережила сильнейшее потрясение: памятник оказался разбит компанией пьяных подростков, причислявших себя к сатанистам. К сожалению, восстановить гранитную стелу в первоначальном виде не удалось. До разрушения к обелиску был прикреплен металлический барельеф с портретом погибшей. Теперь от него остался бледный контур, поверх которого нанесли фотографический портрет.

Журналистка Татьяна Майорова присутствовала в 1998 году на суде над вандалами и познакомилась там с Ириной Кугаевской. Публикуем ее воспоминания. Далее — от первого лица.

В перерыве между судебными заседаниями мы случайно оказались в коридоре рядом с Кугаевской. Как и другие родственники усопших, чьи могилы были разрушены, она была признана потерпевшей и оказалась единственным человеком, отказавшимся предъявить подсудимым недорослям иск о возмещении ущерба. Я спросила у нее о причинах столь милосердного поступка. Женщина вздохнула и дала пояснение, от которого я остолбенела:

— Во-первых, нет надежды, что средства возместят, ведь с этих мальчишек взять нечего, и с их родителей тоже, а во-вторых, я уже сама на свои средства восстановила памятник. Просто я каждую субботу навещаю могилу дочери и не могу видеть ее в таком состоянии. Понимаете, 27 лет назад моя Леночка была зверски убита внуковским маньяком Юрием Раевским, и когда я увидела разбитый памятник, то словно вновь пережила весь этот ужас…

После небольшой паузы Ирина Николаевна продолжила говорить:

— Если бы могла, написала бы книгу обо всем этом…

Я предложила ей помощь. В итоге получилась большая публикация в газете «Версия» под заголовком «Сердце матери». Она стала одной из самых запомнившихся за 30 с лишним лет моей журналистской практики.

После этого мы несколько лет созванивались с Ириной Николаевной, но потом потеряли друг друга. А пару лет назад, оказавшись на Сергиевском кладбище, я случайно увидела серый гранитный обелиск с надписью «Леночка Соляникова, 1948–1971» и сразу вспомнила Ирину Николаевну. Решив разыскать ее, стала звонить домой, но телефон был отключен.

Тогда я поехала в дом на улице Пархоменко в Уфе, где в 1998 году брала у нее интервью. Соседи сказали, что Ирина Николаевна, к сожалению, скончалась около 20 лет назад, а квартиру родственники продали. Мне на память осталась только пожелтевшая газетная публикация с черно-белыми фотографиями. Сайта у издания в те времена еще не было.

Поискала в интернете информацию о том громком деле и обнаружила, что большинство публикаций и видеосюжетов о нем содержат серьезные неточности, нередко додуманные авторами «ради красного словца». Так возникла идея снова написать то, что мне известно.

Прежде всего, стоит уточнить, что 19-летний Юрий Раевский не был самым молодым маньяком СССР, как его называют в СМИ. За год до него в Ворошиловграде (ныне Луганске) был задержан 19-летний Завен Алмазян, совершивший три убийства и 12 изнасилований. И через пару лет после казни Раевского милиция поймала 19-летнего Андрея Евсеева, на счету которого было 9 убийств, 18 покушений на убийство, 1 изнасилование и 32 разбойных нападения, совершенных в Подмосковье.

Больше всего удивили фантазии сценаристов популярного документального сериала с детективным уклоном. Они закрутили по мотивам дела Раевского увлекательный сюжет, в котором, помимо прочего, сообщили, что после каждого убийства преступник якобы оставлял возле трупа живую розу синего цвета. К тому же, он будто бы подарил такую же розу девушке, которую чудом спас от гибели бдительный милиционер.

В реальности же никаких синих роз не было. Раевский был отморозок, но не идиот, чтобы носить с собой столь яркие приметы и привлекать внимание ненужных свидетелей.

Впрочем, эпизод со спасением девушки стражем порядка действительно имел место. Сергей Белов, работавший в начале 70-х годов участковым инспектором Гагаринского РУВД Москвы, рассказал в интервью, как в августе 1971 года увидел в лесопарковой зоне возле Внуковского аэропорта девушку, подошел к ней и посоветовал не ходить в одиночку. На что та возразила, что она не одна. Между деревьями мелькнул силуэт мужчины, который, видимо, отлучился «по нужде». Заметив человека в форме, он рванул к заброшенной стройке. Участковый бросился за ним и был изумлен тем, как беглец ловко сиганул через высокую стену, словно Тарзан. Задержать его тогда не удалось.

Про Раевского также писали, что он был родом из благополучной рабочей семьи, жившей в Пензе, хорошо учился и даже был комсоргом группы в профтехучилище. А потом внезапно как с цепи сорвался — будучи еще совсем юным парнем, напал на соседку, изнасиловал и пытался убить. На его счету оказалось еще несколько нападений на женщин. За всё это молодой да ранний «бывший комсорг» попал в колонию.

Там его «опустили» (изнасиловали другие заключенные, такая участь обычно ожидала за решеткой насильников), а на поясницу нанесли татуировку — синюю розу, как своего рода клеймо. Эта деталь, вероятно, и вдохновила сценаристов на фантазии об эффектном «знаке маньяка».

Версия, безусловно, красивая, но я склонна больше доверять воспоминаниям Ирины Николаевны как непосредственной участницы следствия и суда. О синей розе она не упоминала. Зато рассказывала о матери Раевского.

Когда мама Лены, выступая в суде, показала фотографии с ее похорон, родительница Раевского внезапно подскочила к ней и ударила по голове.

— Ее возмутило, что на фото видно множество людей, которые пришли проводить мою дочь в последний путь. Она рычала, как волчица, и кричала, что это фотомонтаж, что столько людей бывает только на первомайской демонстрации. Разве добропорядочная женщина может так себя вести? Если бы ее сына не поймали, мог стать таким же, как Чикатило, — рассуждала Кугаевская.

Именно этой фразой характеризовали действия преступника оперативники и следователи, изучавшие места преступления и ранения, нанесенные жертвам. Активно искать мерзавца начали после того, как в лесопосадке возле аэропорта Внуково в начале августа 1971 года был найден труп уфимки Лены Соляниковой.

Поисками руководил старший инспектор уголовного розыска Богдан Рудык, ныне полковник милиции в отставке, заслуженный работник Московского уголовного розыска (МУР) и МВД СССР. Его рассказ опубликован старейшим полицейским изданием в Москве «Петровка, 38».

После обнаружения изуродованного женского тела во все уголки Советского Союза разослали телефонограмму: «13 августа 1971 года в 18 часов в лесном массиве поселка Внуково (территория 115-го отделения милиции) обнаружен труп неизвестной женщины с признаками насильственной смерти. Приметы: возраст 22–25 лет, среднего роста, волосы русые, волнистые. Одета в платье с оранжевыми и серыми цветами на черном фоне. Зам. начальника УВД, комиссар милиции 3-го ранга Благовидов».

Младшая дочь Ирины Николаевны через месяц после свадьбы отправилась к мужу Владимиру, служившему начальником госпиталя в Польше. Мама, работавшая закройщицей в уфимском Доме моды, сшила для нее красивое модное платье — то самое, с яркими цветами на черном фоне, которое потом стало одной из примет в милицейской ориентировке.

Прибыв в Москву для пересадки на самолет в Польшу, Лена отправила из аэропорта телеграмму мужу, чтобы встречал. Однако ни в этот, ни на следующий день молодая женщина в Польшу так и не прилетела. Поскольку она была беременна, Владимир очень беспокоился за жену. Предположил, что она могла себя плохо почувствовать, но о самом страшном мыслей не возникало. Мужчина с трудом получил у руководства разрешение вылететь в Советский Союз и, к своему ужасу, в одном из столичных моргов нашел труп любимой с выколотыми глазами и ножевыми ранениями по всему телу. От прекрасного облика его возлюбленной, по сути, остались только длинные волнистые волосы редкого пепельного оттенка.

С Владимиром Соляниковым я не общалась. Все эти жуткие подробности я записала со слов Ирины Николаевны, рассказывавшей о гибели Лены так, словно видела произошедшее своими глазами. Сложно представить, что пережила мать, думая о последних мгновениях жизни жестоко убитой дочери. Вероятно, это описание жутких событий, составленное ею на основе материалов следствия и суда, помогло в свое время дистанцироваться от случившегося и не сойти с ума.

— Лена зарегистрировала билет на самолет в Польшу и решила потом погулять на свежем воздухе в скверике, чемодан оставила в камере хранения. Было четыре часа дня, аэровокзал в двух шагах. Что может случиться? Моя девочка была очень красива, хорошо одета, на руках — золотые часики и два колечка… Раевский сказал потом в суде, что его жертва должна быть именно такой, — говорила Ирина Николаевна.

Кое-где в СМИ писали, что Раевский был настолько обаятелен, что женщины шли за ним словно завороженные. Этот смазливый юнец и в самом деле умел быть дамским угодником, но в случае с Леной его обаяние не сработало.

Преступник сам рассказывал, как догнал блондинку в красивом платье в цветочек на дорожке в сквере и пытался с ней кокетничать. Но она отказалась общаться с навязчивым ухажером и направилась обратно к аэровокзалу. И тогда он напал на нее сзади, придушил и утащил вглубь лесопосадки. Изнасиловал. Залез в сумочку, и тут Лена, очнувшись, вскочила на ноги.

— Думаю, что он с испуга ударил ее ножом в грудь, но попал в кость. Она посмотрела на насильника своими огромными синими глазами. И тогда он повалил мою раненую девочку снова на землю и выколол ей глаза, а потом стал бить ножом. Судмедэксперты позже насчитали 14 ножевых ранений, — восстанавливала в памяти немыслимые детали Ирина Николаевна.

Положив голову истерзанной девушки на пенек, преступник забросал ее мусором и ветками. Затем получил по квитанции ее багаж и уехал продавать вещи спекулянтам.

— Лену нашли только через два дня после гибели. Кажется, это сделал грибник или прохожий, гулявший с собакой. Экспертиза установила, что она умерла от потери крови. Я была там и видела своими глазами почерневшую от ее крови траву, — слушая мать убитой девушки, я ощутила в тот момент, как на голове от ужаса зашевелились волосы.

Труп Елены Соляниковой обнаружили 13 августа 1971 года. А через две недели, 27 августа, в 200 метрах от места ее гибели была найдена еще одна мертвая девушка с признаками изнасилования. После этого преступника и прозвали внуковским маньяком. Это прозвище за ним закрепилось, хотя впоследствии выяснилось, что он нападал еще на нескольких женщин в разных концах страны.

— Конечно, ситуация была непростая, — вспоминал ветеран уголовного розыска Богдан Рудык. — Расследование столь тяжких преступлений взяла на особый контроль Генпрокуратура.

С помощью сотрудников милиции районного звена кропотливо проверили всех, кто отбывал срок за насильственные преступления и освободился, а также тех, кто сел сразу же после убийств, совершенных во Внуково. Не исключалось, что преступник мог быть иногородним.

В качестве «наживки» для преступника в аэропортах, на Центральном аэровокзале и в других людных местах работали переодетые в гражданскую одежду молодые сотрудницы милиции. Однако ни на одну из них насильник не клюнул.

Тем временем на ориентировки, отправленные по всей стране, чтобы установить личности убитых во Внуково женщин, пришли ответы, из которых складывалась зловещая хроника деяний преступника.

По словам Богдана Рудыка, позднее выяснилось, что Раевский сбежал из колонии, находившейся в его родном Ставропольском крае (а вовсе не в Пензе!). Первое время кутил, увлекся азартными играми. А 17 июля 1971 года совершил нападение на женщину.

Студентка Одесского университета Марина Носиковская ехала автостопом на отдых в Домбай. Раевский увидел ее в кафе в Минеральных Водах, подсел, расспросил, представился местным жителем и обрадовал тем, что едет в одном с Мариной направлении. Они отправились ловить попутку, когда уже стемнело. Болтая о том о сем, шли по разным сторонам трассы и незаметно для Марины оказались на темном участке дороги.

Раевский позвал девушку на его сторону, чтобы не попала в потемках под колёса. Но лишь только попутчица приблизилась, внезапно накинулся на нее. Марина была спортсменкой и смогла дать отпор. Они оступились и скатились в кювет, где напавший придушил и изнасиловал потерявшую сознание соперницу.

Раевский обшаривал рюкзачок Марины, когда та застонала. Тогда он схватил тяжелый кусок асфальта и обрушил ей на голову. Девушка успела повернуться на живот, это облегчило удар. Тем временем насильник стал пинать и топтать ее, сломал челюсть, ребра, повредил внутренние органы. Затем подгреб к ней опавшую листву, облил найденным у девушки лаком для ногтей и поджег. Думая, что с ней покончено, удалился, прихватив вещи жертвы.

Однако Марина была жива. Корчась на земле, она сбила пламя, а потом из последних сил поползла. Повезло, что направилась к автостраде. Добравшись до обочины, смогла высунуть руку из кювета и опять отключилась. Утром ее заметили проезжавшие в автобусе люди и доставили в больницу.

Никто не верил, что девушка выживет. Ей сделали сложнейшую операцию, и через несколько дней Марина открыла глаза. Говорить не могла, общалась жестами.

Автоинспектор по фамилии Николаев, работавший на участке дороги, где нашли Носиковскую, сперва обследовал место преступления, а после поспешил в больницу. Он попросил пациентку подавать рукой подтверждающие либо отрицающие знаки и таким образом узнал примерный возраст напавшего. А потом дал ей посмотреть альбом с фотографиями всех преступников соответствующей возрастной категории, стоявших на учете в Минеральных Водах. Так Марина опознала Раевского.

По месту жительства его мать заявила, что не знает ничего о сыне, хотя, как выяснилось позднее, он навещал ее после побега из колонии и обмолвился, что поедет в Клайпеду «проветриться».

27 июля в Прибалтике Раевский убил молодую москвичку Таню Силину, приехавшую на экскурсию. Наивная студентка, видимо, была польщена, когда обходительный и модно одетый парень в темных очках и с кейсом пригласил ее прогуляться на знаменитую Куршскую косу.

— На следствии и в суде он рассказывал, как во время разговора невзначай задел локтем ее грудь и, почувствовав что-то твердое, решил, что Таня прячет в лифчике пачку денег. Заманил ее в развалины древней крепости, придушил, но его ждало разочарование — в бюстгальтере вместо пачки купюр были пластмассовые накладки, которыми девушка старалась увеличить маленькую грудь. Схватив в бешенстве огромный валун, преступник размозжил Тане голову, — делилась воспоминаниями Ирина Кугаевская.

В кармане плаща убитой милиция нашла студенческий билет, по которому смогли установить ее личность. Связались с семьей, составили список похищенных вещей и опубликовали его в газете «Вечерняя Клайпеда». А Раевский тем временем уже продал «трофеи» двум девицам, у которых снимал комнату. Они догадывались о происхождении одежды, но «пошли навстречу» очаровательному постояльцу.

Была еще одна деталь, которая могла пресечь криминальные похождения Раевского еще в Литве.

— Когда убийца с чемоданом Тани выбежал на дорогу, у него из кармана выпал паспорт. Ребята из отряда «юных друзей пограничников», которые шли навстречу, окликнули: «Дядя, паспорт потеряли!» Раевский вырвал у них документ и скрылся. Но дети заметили кровь на руках странного незнакомца и сообщили обо всём этом взрослым, — припомнил Богдан Рудык.

По словам ветерана МВД, убийство Тани Силиной и нападение на Марину Носиковскую оставались нераскрытыми вплоть до задержания Раевского.

Окрыленный безнаказанностью, мерзавец отправился из Клайпеды в Москву, где 11 августа его третьей жертвой стала беременная уфимка. А 27 августа в том же аэропорту Внуково Раевский познакомился с 18-летней Наташей Рудницкой, летевшей к сестре в Свердловск. Позвал ее на прогулку по городу, развлекал, смешил, а с наступлением сумерек привел к зданию аэровокзала. Там он ударил Наташу по голове и уволок в кусты. Надругался, в том числе в извращенной форме, а потом задушил шнуром от фена, похищенного накануне.

Сыщики нашли свидетельницу, ожидавшую задержанный рейс во Внуково, и она рассказала, что видела, как невысокий парень уговаривал пострадавшую девушку пойти с ним прогуляться. Но описать его для фоторобота пассажирка не смогла.

10 октября опять же в Москве Раевский убил молодого доктора Рахиль Аронову, которая летела из Средней Азии в Ригу защищать диссертацию. Женщина была в приподнятом настроении и в разговоре выложила приветливому собеседнику, что намеревается приобрести шубу и ковер. Она поведала также о муже и пятилетней дочурке, но эти подробности не произвели на негодяя никакого впечатления.

Было три часа ночи, когда Раевский позвал новую знакомую взглянуть на сверкающий яркими огнями город. Но до достопримечательностей они не дошли. Парень вдруг стукнул спутницу по голове и затащил сквозь щель в заборе на стройку, расположенную по соседству с аэропортом Домодедово. Рахиль была изнасилована и задушена ее же платком.

Раевский забрал у нее все деньги, прихватив вдобавок красивое вишневое пальто из джерси. Документы выкинул в мусорный бак, там наутро их нашел дворник и отнес дежурному по аэровокзалу. О находке несколько раз объявляли по радио, пока не был найден женский труп на стройке. В Москву вызвали мужа Рахили, объявили пропавшие вещи в розыск.

Раевский был наконец-то задержан через три дня в Харькове. Безнаказанность притупила бдительность, и преступник решил продать на вокзале вишневое пальто и золотые украшения, украденные у Ароновой. После задержания в кармане у него нашли маленькую брошюрку «Уголовный кодекс РСФСР» и записную книжку с зашифрованными записями.

— Сначала его задержали для проверки личности по подозрению в спекуляции. Парень представился Юрием Раевским, сказал, что ему 19 лет и что приехал из города Минеральные Воды и сейчас спешит на поезд. Пальто и «золотишко» якобы приобрел на рынке, чтобы перепродать подороже. Его уже почти отпустили, но решили навести справки в Минеральных Водах и узнали, что Раевского там разыскивают за побег из колонии, — это вновь воспоминания Богдана Рудыка.

Украинские правоохранители после согласования с прокуратурой передали Раевского для этапирования в Москву, поскольку на тот момент за ним уже числились три преступления, совершенные в столице СССР.

По воспоминаниям Богдана Рудыка, попав в МУР, Раевский продолжал валять дурака. Он был уверен, что неуязвим, поскольку всегда совершал преступления в одиночку, не оставляя следов.

И тогда за него взялся начальник отдела уголовного розыска МУРа Валентин Мараков, большой специалист по «раскалыванию» криминального элемента.

— Потом мы узнали, что шеф, закрывшись в кабинете с Раевским один на один, представил маньяку такой расклад: если мы сами докажем совершенные убийства, а он будет молчать, то со стопроцентной гарантией получит высшую меру. Но если он хочет жить, то чистосердечное признание может дать шанс на более мягкий приговор. Сокамерники подтвердили, что «белобрысый полковник из МУРа всё по делу говорит», — продолжил рассказ Рудык.

И 19-летний уголовник сперва сознался в московских убийствах — Елены Соляниковой, Натальи Рудницкой и Рахиль Ароновой. Рассказал, что сбыл основную часть их вещей за небольшие суммы кассиру парикмахерской на улице Чкалова, которая, как выяснилось, тоже отбывала срок в колонии.

На очной ставке женщина пыталась качать права: всё отрицала, про Раевского сказала, что он — «подставной опер». А тот, глядя ей в глаза с наглой улыбкой, заявил: «Я бы тебя никогда не сдал, если бы ты, шкура, мне деньги нормальные платила!» Обалдевшая женщина призналась в скупке и перепродаже краденого и выдала оставшиеся вещи убитых. А потом и ее коллеги по парикмахерской сдали оперативникам приобретенные у кассирши предметы, узнав об их происхождении.

Обладавший отличной памятью Раевский указал также небольшое болото, куда выбросил нож после убийства Елены Соляниковой. Его удалось отыскать при помощи миноискателя и магнитом достать со дна.

Затем негодяй признался в убийстве Татьяны Силиной, совершенном в Клайпеде в конце июля, нападении на Марину Носиковскую в Минеральных Водах и в серии других преступлений — изнасилований, краж. Информация о них как раз и была зашифрована в его записной книжке.

После разговора с полковником Мараковым Раевский написал признание, завершив его такой фразой: «По совету следователя я делаю явку с повинной, чтобы сохранить себе жизнь. Я еще могу строить социализм, я — молодой, полный сил человек, исправлюсь».

По окончании следствия преступника полгода проверяли в столичном институте Сербского. В итоге академик Георгий Морозов, светила психиатрии, дал свое заключение: «Здоров. Вменяем. Судите».

На суде ожидания преступника не оправдались. Все деяния внуковского маньяка были доказаны. После длительного лечения смогла приехать в суд ставшая инвалидом Марина Носиковская, его жертва из Минеральных Вод. Несмотря на проблемы со здоровьем, она посчитала долгом изобличить своего мучителя.

Суд был закрытым, в зал зашли лишь родственники пятерых погибших девушек и другие потерпевшие, которых удалось выявить по зашифрованному дневнику Раевского. Они съехались со всей страны и вынуждены были с содроганием сердца слушать рассказ молодого подонка об обстоятельствах совершенных им бесчинств.

Мама Лены Соляниковой, обессилев от слез и бессонных ночей, выдержала суд благодаря поддержке не отходивших ни на минуту старшей дочери и овдовевшего зятя. Но даже будучи на лекарствах, она смогла запомнить, кто и как вел себя на процессе.

Седовласый отец погибшей в Клайпеде Тани Силиной, воевавший на Балтике, плакал рядом с женой — тоже фронтовичкой — и говорил: «Неужто мы воевали ради того, чтобы в этих краях так страшно погибла наша доченька?»

Отец Наташи Рудницкой, убитой во Внуково, не смог вынести спокойного тона повествования Раевского, вскочил и выкрикнул: «Сволочь!» Подсудимый в ответ на эту реплику попросил навести в зале порядок и оградить его от оскорблений.

Ирине Николаевне особенно врезалось в память, как судья спросил Раевского, как он дошел до такой жизни. И получил ответ:

— Я хотел хорошо жить.

Судья продолжил:

— Надо было работать.

И Раевский, видимо, уже поняв, что мягкого приговора ждать не стоит, начал эпатировать аудиторию своими жизненными принципами:

— Пусть ишаки работают, — откровенно хамил он. — Мне больше нравится жить в свое удовольствие, воровать, насиловать и убивать, если понадобится. Я считаю несправедливым, что у них было всё, чего не было у меня. Меня бесило их благополучие.

Дальше — больше. Когда подсудимый сообщил, что его идеалами всегда были Адольф Гитлер и Отто Скорцени, его адвокат вскочил с места и воскликнул: «Этот человек сошел с ума, пригласите психиатра!» Однако приехавший на следующий день в суд специалист из института Сербского заявил, что Раевский абсолютно вменяем. Дело в том, что такова его жизненная философия. Эксперт также пояснил, что, по его мнению, 50 процентов преступной натуры подсудимого объясняются плохой наследственностью, а вторая половина — это следствие воздействия матери, уличных и тюремных знакомств.

26 февраля 1973 года Московский городской суд приговорил Раевского к высшей мере наказания — расстрелу. Оглашение приговора было открытым, зал наполнился до отказа. Судья зачитывал текст почти три часа.

В конце процесса Ирина Николаевна подошла к прокурору и сказала, что подсудимый не заслуживает столь легкого конца. Она считает, что справедливым для него было бы пожизненное заключение, чтобы в одиночной камере он взвыл от бессильной злобы и отчаянья. Но в те времена такую меру наказания в СССР еще не применяли.

Возмущенный приговором Раевский подавал кассационную жалобу, однако ему оставили в силе приговор, который был приведен в исполнение в конце 1973 года.

Когда мы познакомились с Ириной Кугаевской, ей было больше шестидесяти лет, хотя выглядела она значительно моложе. Было трудно поверить, что эта покоряющая волей к жизни женщина одна вырастила двух дочерей, пережила невероятную трагедию и выжила, оставшись без своей любимой Леночки.

Она очень признательна профессору, который отговорил пить успокоительные лекарства и посоветовал пережить стресс самостоятельно. И в самом деле, после несчетного количества бессонных ночей однажды Ирина Николаевна крепко уснула. А потом всё же смогла вернуться к той жизни, которую вела до гибели дочки.

Конечно, ее постоянно поддерживала старшая дочь, звонили и навещали друзья Лены. По словам Ирины Николаевны, после гибели Лены в честь нее только в Уфе были названы не менее 14 девочек. Поминки по дочери она проводила в день рождения, который в календаре соседствует с датой смерти.

— Лена стала нашим ангелом-хранителем, я постоянно разговариваю с ней, советуюсь, — призналась мать.

Очень выручила любимая работа. После суда коллеги в Доме моды дали Ирине Николаевне отпуск, да путевку в санаторий. Вернувшись и приступив к делам, она старалась работать по 16 часов в сутки.

— Я говорила себе, что должна жить ради других близких мне людей. И когда кроила вещи для заказчиков, то и дело повторяла: «Они не виноваты в моем горе. Нельзя портить ткань, поддавшись чувствам», — делилась мыслями мастерица.

Как профессионалу высочайшего уровня, ей поручали заказы, поступавшие от чиновников высокого уровня, а также их жен, дочерей и любовниц. Однако все эти знакомства не помогли, когда по указанию большого начальника из обкома КПСС (кстати, тоже постоянного клиента Дома моды) Ирину Николаевну вдруг стали выселять из двухкомнатной квартиры в однокомнатную. Просто партийная верхушка надумала «решить жилищную проблему населения путем изъятия излишков».

Ирина Николаевна просила войти в ее положение, ведь подрастают внуки, тем более что многие чиновники сами-то имели квартиры и дома по сто с лишним квадратов. Но всё было тщетно.

И тогда Ирина Николаевна после продолжительной холостяцкой жизни решила выйти замуж и таким образом отвадить бюрократов, покушавшихся на ее жилплощадь. Повезло — они прожили с мужем душа в душу больше десяти лет, до его смерти.

Выйдя на пенсию, Ирина Николаевна продолжала шить на дому, платья «от Ивановой» (это ее прежняя фамилия) всегда котировались в Уфе. В квартире с ней жила внучка по имени Лена.

Владимир Соляников, муж Елены, тоже не сразу оправился после происшедшего. Погибшую красавицу-жену он буквально боготворил. Когда они познакомились, Владимир учился в мединституте на одном курсе со старшей сестрой Лены. Увидев ее, влюбился с первого взгляда и несколько лет ждал, когда девушка повзрослеет, окончит вуз.

После трагедии, вернувшись из Польши, он жил в Ленинграде, преподавал в медицинской академии. В 1997 году приехавшие из Башкирии на стажировку медики поведали ему о погроме на Сергиевском кладбище и поинтересовались, не его ли родственница Соляникова похоронена под самым красивым разбитым надгробьем, украшенным кованым символом медицины — чашей со змеей.

Сомнений не было — такого памятника больше не было, его изготовили по индивидуальному проекту в Ленинграде и доставили в Уфу на поезде. Ужаснувшийся вдовец поспешил в Уфу и прямиком из аэропорта отправился на кладбище. Но обелиск к тому моменту уже был восстановлен.

Беседуя с Ириной Николаевной, мы не могли не вспомнить познакомивший нас судебный процесс о вандализме. Родители подсудимых мальчишек заявили в свое оправдание, что им не хватало времени на воспитание детей, потому что с утра до вечера были на работе. Ирина Николаевна сказала, что не понимает, как такое возможно.

Она воспитывала своих девочек одна, при этом вынуждена была работать сутками, чтобы содержать семью. О том, где их отец, я не спросила. Дочки выросли честными и образованными, во всём помогали маме, считались с ней. У них всегда было много друзей.

Когда я встречалась с Ириной Николаевной в последний раз, была сама на шестом месяце беременности. Помню, как она аккуратно погладила мой живот и сказала: «Пусть ваша девочка будет счастлива».

Узнав, что моя старая знакомая скончалась, я так и не смогла найти ее родственников и уточнить, где ее похоронили. Поэтому снова поехала на Сергиевское кладбище, чтобы положить цветы на могилу Лены. Проходивший мимо пожилой мужчина пригляделся к надписи на стеле и неожиданно заговорил:

— Это же Леночка Соляникова? Я же ее помню!

Собеседник представился Борисом Владимировичем Кругловым, врачом по профессии. Он рассказал, что учился на три курса младше Елены.

— Бедная девушка погибла такой страшной смертью. У нас тогда весь институт ходил проводить ее в последний путь, — сообщил он.

Узнав, что я журналист, Борис Владимирович посетовал, что сегодня мало кто помнит ту историю, хотя такое забывать нельзя. После его слов у меня исчезли последние сомнения в том, нужно ли писать эту статью.