Где вы были пять лет назад? Редакция NGS42.RU вспоминает день пожара в кемеровской «Зимней вишне»

Портал NGS42.RU относительно новый, но наша команда занимается журналистикой далеко не первый год. В отличие от тех, кто узнает новости из статей, эфиров ТВ и соцсетей, мы те, кто подготавливает для людей информацию, и иногда для этого приходится оказаться в самом эпицентре событий, порой довольно тяжелых. Сегодня, в день пятой годовщины трагедии в ТРЦ «Зимняя вишня», мы решили вспомнить, где были в тот день, когда всё произошло, и как на нас лично повлияла гибель детей и взрослых.

— Я жила недалеко от «Зимней вишни». Когда начался пожар, я смотрела какой-то фильм, который около 16 часов то и дело прерывали звуки сирен, но я особо этому не придавала значения. Помню, как подруга написала мне, что в «Вишне» дым, а я ответила: «Да наверняка что-то несерьезное и скоро потушат». На следующее утро я сидела на кровати как вкопанная, не в силах осознать масштаб трагедии — уже тогда было известно о нескольких десятках человеческих жертв.

В тот день на остановке и в автобусе было невероятно тихо. Не помню такого ни до, ни после тех событий. Обычно транспорт ехал по проспекту Ленина и поворачивал к «Космосу», но в тот день маршрут изменился — дорога была перекрыта десятками пожарных машин. Даже издалека смотреть на здание, где еще бушевал пожар, было страшно.

В тот рабочий день я поехала к ветерану — ему исполнялось 100 лет, и редакция, в которой тогда работала, планировала выпустить небольшой материал. Илья Середюк, на тот момент мэр Кемерова, обещал родственникам пенсионера, что приедет его поздравить, но по понятным причинам этого не произошло. Помню, дочь фронтовика возмущалась, что глава города не удостоил их вниманием, а я не понимала, как можно сравнивать день рождения, пусть и 100-летие, с гибелью такого большого количества детей.

На следующий день был спонтанный митинг, на котором я работала. В воздухе витало невероятное напряжение и чудовищная боль, которая ощущалась физически. Я начала очень тепло относиться к Середюку как раз после того дня — он не побоялся выйти один к людям, которым нужны были ответы. В тот момент казалось, что еще чуть-чуть, и у всех сдадут нервы. Сначала казалось, что на площади Советов собралось не так много людей, но уже через час было ощущение, что пришел весь город.

Я не помню досконально, как прошли несколько дней после пожара, настолько они были загруженными. Казалось, что весь город встал на паузу, чтобы осмыслить и пережить этот ужас. Эмоционально было очень тяжело, было ощущение, что я не имею права как-то веселиться и отвлекаться, когда вокруг такое горе. В голове крутился только один вопрос: как это вообще могло произойти.

— В то время я работал в федеральном информагентстве, и после субботнего дежурства у меня был выходной перед новой трудовой неделей. Заехал к родителям и почти сразу узнал о пожаре. Через минут 20 я уже стоял у стен горящего здания и понимал, что тем, кто там остался, помочь ничего не сможет. Еще через 20 минут я выпустил новость о первых погибших — четырех детях.

С этого момента я потерял счет времени, и последующие несколько дней сейчас кажутся будто проведенными в тумане. Работа шла на автомате: узнать информацию, обработать, взять комментарий, добавить, поговорить с источником, отправить всё на выпускающего редактора. Я курсировал между спортзалом школы, штабом тушения пожара, развернутым на улице, и местом стихийного мемориала. Всюду, куда бы я ни приходил, были слезы и горе людей. Видел плачущих коллег-журналистов, чиновников, пожарных, родственников погибших, которые еще не знали, есть ли среди найденных тел их близкие, до конца надеясь, что те успели сбежать от огня и где-то в недрах полыхающего центра ждут помощи.

Эмоциональная и физическая нагрузка была колоссальная. Знаю людей, которые ушли из журналистики после всех этих событий, а одной коллеге почти год пришлось ходить к психологу. Мы такие же люди и тоже тяжело переносим трагедии, но нам надо работать, чтобы люди не терялись в догадках и собственных версиях, что происходит. Если бы власти ставили перед собой те же цели в те дни, фейков о сотнях погибших просто не было бы.

На пятый день после пожара я взял выходной и впервые поехал ночевать домой. По моим примерным подсчетам, за эти дни я написал около 200 материалов, и сил работать не было совершенно. Но утром я вернулся в штаб к дежурившим там психологам за успокоительными из-за ночного кошмара. Во сне я снова оказался в спортзале, где бродил среди мешков с фрагментами тел, которые видел во время выноса их из здания ТРЦ.

Мне очень хочется сделать то, что удалось многим чиновникам, — забыть те события. Не представляю, как можно допускать те же ошибки, приведшие к столь масштабной трагедии. Один из примеров той же халатности — пожар в приюте «Доброе дело», где погибли 23 человека. Я даже не говорю, что по сей день в городе работают ТРЦ-«консервные банки», выйти из которых в случае беды будет невозможно, и о детских центрах на верхних этажах этих потенциальных крематориев.

— Это было воскресенье, я занимался домашними делами. Увидел мельком в соцсетях сообщения о некоем пожаре в Кемерове, сначала не вникал и не придавал значения. Потом сообщений на эту тему становилось всё больше, прочитал внимательнее, пришло осознание, насколько жуткими могут быть последствия. Стал следить, мониторить ленту новостей.

Общий фон того времени — тревога, ощущение, что тяжело разобраться, где правдивая информация, а где фейки. По Сети тогда распространялись сведения о якобы сотнях погибших, я вполне допускал, что это может оказаться правдой. В итоге выяснилось, что на самом деле жертв меньше, но всё равно это ужасная трагедия.

Эмоционально воспринял случившееся тяжело, особенно что погибло столько детей. Я тогда работал на новокузнецком телевидении. На следующий день после пожара была моя очередь вести вечерний эфир новостей. Думал, попросить коллег заменить меня, но в итоге решил все-таки провести сам. Возможно, это был самый сложный эфир в моей жизни.

— Я еще в школе училась, когда всё произошло. Моя знакомая в общий чат прислала видео горящей «Зимней вишни». Подпись помню, как сейчас: «А у нас тут ТЦ горит, но, говорят, он полупустой был». Не знаю почему, но меня это зацепило — еще до объявления о количестве жертв и масштабах огня. Инфоповод-то обычный — о пожарах писали и пишут постоянно. Но был какой-то мандраж, не могла понять почему.

В большинстве своем читала паблики — там информация приходила оперативнее, но не особо достовернее. Когда вылез фейк о 200 жертвах — я не поверила ни на секунду. Может, и не хотела верить, в голове держались те слова: «говорят, полупустой был». Были и фотки с мешками тел, видео родных, которые надеялись, что их дочь или сын просто потерялись в городе, а не задохнулись. Я тогда ничего не знала про Кемерово, но плакала. Плакала и когда торговый центр потушили. Надежды не осталось.

На самом деле меня редко задевают такие вещи. Но «Зимняя вишня» — это голый нерв и по сей день. Когда начались волнения и митинги, я в 16-летнем возрасте реально хотела поехать в Кемерово, в город, в котором никогда не бывала раньше.

— Тогда я как раз уволился и отдыхал от всего того, что было связано с работой фотокорреспондента. Узнав о трагедии, я осознанно не стал выезжать на тот ужас, что творился в «Зимней вишне» и рядом с ней. Понимал, что будут в деталях освещать это в СМИ и всем будет тяжело, но никак не ожидал, насколько сильно люди поведутся на волну фейков от разных псевдоблогеров, которые решили хайпануть с этого.