«Самое страшное — отказ от ребенка»: как кузбасские неонатологи борются за жизнь младенцев с весом даже 480 граммов

В детской реанимации необычно тихо. Пространство палат лишь разрезают писк датчиков и торопливые шаги врачей. За мониторами упорно следят специалисты. Приборы сигнализируют о пульсе и дыхании младенцев, кроватки которых окутаны десятками трубок. В них они ведут негромкую войну за свою жизнь. На их стороне — врачи Кузбасской областной детской клинической больницы. Что происходит за стенами отделений, где спасают малышей весом меньше 500 граммов, выяснил корреспондент NGS42.RU.

В отделение интенсивной терапии попадают новорожденные с разными пороками развития, но чаще те, кто родился раньше срока. Недоношенные не могут самостоятельно дышать, у них критически низкий вес, слабые мышцы и кости, не работают почки и мозг.

Один из таких пациентов — Артем. Он увидел мир на семь недель раньше положенного срока. Его пальчики так и не успели прикоснуться к маме — его сразу же забрали из-за нераскрывшихся легких. Сейчас за него дышит аппарат искусственной вентиляции легких.

Из роддома в реанимацию, которая работает круглосуточно, малыш приехал в инкубаторе. Это маленький бокс, оснащенный десятками технологий. В нем крошку сразу подключили к ИВЛ, проверили сердцебиение, поставили капельницу и зонд для питания.

Взрослым зайти в отделение можно только в полной экипировке, надев халат, маску, шапку и перчатки. Это барьер от инфекций извне, которые могут убить ослабленные организмы. А пациенты бывают здесь разными, даже совсем крохи, весом 480 граммов и ростом 32–34 сантиметра.

Таких детей здесь не боятся. За спиной только заведующего Артема Черных сотни спасенных жизней. С самыми тяжелыми состояниями младенцев он борется уже четверть века.

В первый день жизни Артема команда неонатологов встретила его в полной боевой готовности. Они знают, как вырвать ребенка из лап смерти.

— Медсестра находится с ним в режиме 24 на 7. Мы стараемся компенсировать, что он находится у нас в отделении один, без мамы. Доктор также бывает здесь по несколько раз за час. Это ничего, есть дети, от которых мы просто не в состоянии отойти. Только стабилизируем, и всё меняется, — объясняет заведующий.

Сейчас Артем лежит в высокотехнологичном кувезе — боксе, заменяющем ему утробу матери. Инкубатор поддерживает нужную температуру, влажность, шумоизоляцию и темноту, как в мамином животе.

Из-под одеяла, которым накрыли люльку, виднеются крохотные пятки и малюсенькая ручка. Она сжимает щупальца связанного лично для него цветного осьминога. Игрушка заменяет малышу пуповину, так ребенок не только отвлекается от висящих над ним датчиков, но и чувствует защищенность, какую давала мама.

Врачи не дают прогнозы, сколько Артем пробудет в кювезе. Главное, чтобы он поскорее «раздышался», ведь находиться долго под ИВЛ тоже грозит осложнениями, в том числе для бронхов.

Период новорожденности у детей заканчивается после 28 дней. Недоношенные, конечно, находятся в отделении дольше — обычно около месяца. Всё это время малыш, к сожалению, остается вдали от самых близких: палат для мам в отделении нет.

— У нас бывают дети, к которым даже прикоснуться нельзя. Мы стараемся их беречь. Если более стандартная ситуация, ребенок стабилен, то, да, родители приходят, держат за ручку, гладят, — объясняет неонатолог.

В некоторых случаях маме дают покормить кроху, поменять ему памперс или подмыть. Прикосновения родных — это тоже некая терапия. По словам врачей, их маленькие пациенты всё чувствуют и понимают, но реагировать не могут.

— Все мамы волнуются, когда ребенок находится в реанимационном отделении. Есть те, которые при этом понимают происходящее и доверяют нам. Их дети и ведут себя приемлемо. Бывают мамы, у которых эмоции бьют через край, зачастую с их детьми работать сложнее, — признаётся Черных.

Специалисты-неонатологи стараются постоянно общаться с родителями. Четкое понимание, что происходит с младенцем, успокаивает родных. Свои личные переживания врачи не показывают.

— У родителей задача любить, а у нас — лечить. Мы тоже любим своих пациентов, но другими чувствами. За каждого бьемся, испытываем много позитива, когда ребенок выздоравливает. По-своему переживаем и горюем, когда не получается помочь, — отмечает доктор.

Гибель младенцев в неонатологии детской больницы редко, но, к сожалению, случается.

— Мы не Господь Бог. Всем помочь мы, к сожалению, не можем. Сражаемся, конечно, за каждого, — тихо говорит врач.

— А вы когда плакали в последний раз?

— Мужчины же не плачут, да? А наши внутренние слезы не должны мешать нашей работе. Скажем так, хотел бы себе что-то, наверное, позволить, но есть коллектив, пациенты, родители. Порой ты должен объяснить им, почему всё это произошло. Мы можем абсолютно всё сделать для ребенка, но… Если не объясним это маме, то это не есть хорошо. Нам важно, как нас воспринимают и что думают, — отвечает Черных.

Большинство историй пациентов отделения реанимации заканчиваются благополучно. Из закрытого кувеза малыша переводят в открытые реанимационные системы. Черных сразу разрушает стереотип, что недоношенные остаются инвалидами. Чаще мамы выходят из стен больницы со здоровым ребенком на руках.

Иногда дети возвращаются, но уже в качестве гостя — приходят бывшие пациенты и их родители, чтобы сказать спасибо первому в жизни врачу.

После реанимации младенцу нужно наблюдение врачей, и его переводят в отделение патологии новорожденных. Причин тому может быть много: заболевания ребенка внутриутробного периода, врожденная патология, восстановление после операции или состояние, связанное с болезнью мамы, в том числе социально опасные заболевания (туберкулез, ВИЧ, гепатит B и С, а также рак).

Заведует отделением с 2016 года главный областной специалист-неонатолог Минздрава Кузбасса Елена Иванова.

— Младенцы ведь как ангелы, но у каждого есть свой характер, судьба и, к сожалению, болезни. А я — их первый в жизни врач. Это особенная связь, — говорит медик.

Иванова и ее команда буквально живут работой: в отделении медики могут проводить и больше 12 часов в день. Утром начинается обход палат, а дальше — десятки процедур.

В отделении 60 мест: есть как изолированные боксы для самых сложных деток, так и общие палаты. В отличие от реанимации, мама и ребенок здесь неразлучны.

— Если мамы нет, то это ЧП. За исключением, если родитель болеет и лежит в больнице. Конечно, ребенок и без мамы выздоровеет, ведь есть добрые руки медсестер, — объясняет специалист.

Следом за врачом мы заходим в палату сестринского ухода и наблюдаем за трогательной картиной. Двое медиков пеленают карапузов, которые своими ручками так и тянутся к медикам. Перед нами дети, оставшиеся без родных.

Врачи честно признаются: родителей, которые бросают малышей, они не понимают. За многолетнюю практику специалисты так и не услышали веского довода, чтобы не навещать новорожденного.

В последние годы родителей, пишущих отказ, стало намного меньше. Но работы у медсестер всё равно хватает: всех покормить, помыть, нарядить и проследить за терапией.

— Я мать-героиня сегодня. Слежу за шестерыми. Тридцать лет уже работаю, тысяча детей через меня прошли. Вот, к примеру, Катюшка (имя изменено. — Прим. ред.) вам машет. Говорит «Привет!». С кислородом не справляется, маленькая. Отворачивается. Я пытаюсь не надевать маску, но никак, — рассказывает о рабочих буднях одна из работниц.

Порой медики настолько привыкают к пациентам, что со слезами отдают их в дом малютки.

— У нас много детей, которые имеют сложные пороки развития, особенно сердца. У них мало шансов на жизнь, но они борются и трудятся. Это детки с особым характером, — считает заведующая.

Сейчас первому пациенту заведующей Ивановой уже около 30 лет. Он здоров, диагнозы, поставленные в детстве, не мешают ему жить. Это и есть главная цель врачей Кузбасской детской больницы.

Ранее корреспондент NGS42.RU Александр Левчук публиковал репортаж из старейшего в Кемерове роддома при Кузбасской областной детской клинической больнице.