«Всю вину он переложил на меня»: разговор со спасателем из Кемерова накануне приговора за смерть 23 бездомных

В марте 2018 года спасатель Роман Плет был одним из тех, кто выносил останки детей, погибших в кинозале ТРЦ «Зимняя вишня». После этой трагедии он решил сделать всё, чтобы подобного больше не повторилось. И ушел в надзор, где его работой стала проверка по всей строгости закона зданий Кемерова на соблюдение правил пожарной безопасности. В декабре 2022 года инспектор оказался в СИЗО по делу о пожаре в нелегальном приюте, где заживо сгорели 23 человека.

Сегодня, 6 марта, в Заводском суде Роману вынесут приговор. В интервью NGS42.RU он рассказал о работе в службе, впечатлениях от пожара в «Зимней вишне» и о полном абсурда уголовном деле, в котором из-за подставы со стороны руководства на его месте мог оказаться любой инспектор.

— Роман, про пожар и следствие поговорим позже, расскажите, как вы вообще попали в МЧС?

— Сразу после армии в 2011 году. Я спортом активно занимался, баскетболом, по настольному теннису второй взрослый разряд. Не профессионально, а так, для себя. Хотелось где-то себя проявить, с детства было желание помогать людям. Прошел комиссию, застопорилось всё на получении справки от участкового. Там сменился полицейский, новенький меня не знал. Я пришел к нему, а он говорит, мол, знать тебя не знаю, может ты наркоман какой. Пошел к его руководству, объяснил ситуацию, там извинились, что недопонимание вышло, сразу дали справку.

Тогда была большая конкуренция даже на должность простого пожарного. Сначала пошел в часть, где тогда начальником был Андрей Бурсин. Он надоумил пойти не в гражданскую, а военизированную часть, чтобы погоны были. Часто на пожарах пересекались с Сергеем Гениным.

Я из простой семьи, первый, кто получил высшее образование. Мама всю жизнь на мехзаводе рядовым работником отработала, папа — водитель. Был старший брат, он погиб на «Азоте» в 2010 году из-за несчастного случая. Я тогда в Чите служил, меня отпустили на похороны.

Знакомые поступали в вузы, а я пытался в училище связи, его тогда еще не расформировали. Но не прошел, медики сказали, что у меня якобы сердце быстро бьется. Получил среднее образование, потом за высшим пошел на юриспруденцию.

— Странный выбор для спасателя.

— Я думаю, это везде пригодится. Знание законов лишним не бывает. Потом уже понял, что надо было поступать на пожарную безопасность. Но не считаю, что что-то потерял. В общем, постепенно шел по карьерной лестнице, дослужился до командира отделения.

— На «Зимней вишне» работали?

— Да, там со всей области спасателей собирали. Я во второй день после пожара работал на вскрытии кинотеатра, разборе завалов. Мы были первыми, кто попал туда, видели самое страшное — погибших детей. Зрелище не для слабонервных, когда ты видишь истлевшее тело человека, которое лежит на ребенке, это взрослые пытались защитить собой ребятишек от пожара. И таких там было много.

До этого случались пожары с погибшими, а тут такая трагедия, очень тяжело. Но я к этому готовился — не к тому, что придется выносить тела детей, а к тому, что возможны разные ситуации.

Во время разбора завалов нас работало около 500 человек и был момент, когда мы были без масок. Началось задымление, и только мы увидели, как дым стелется по полу, все за какие-то секунды по эваквыходам выбрались на улицу. Мое мнение, что если бы системы работали как надо, здание смогли бы покинуть все.

После этого появилось еще большее желание помогать людям и больше никогда не допускать подобного. Подумал, что опыт у меня есть, память хорошая, законы знаю, подал заявку и стал инспектором.

— Давайте про пожар в так называемом приюте. Вы знали, что там живут люди?

— Да, кто-то пожаловался на него в СКР, они поручили проверить приют администрации города, а те уже сообщили о нём в МЧС. Нам дали документы, мы приехали, а там — обычный дом. Сделали выписку из Росреестра — земля там предназначалась под жилье. По всем законам и Конституции жилье — неприкосновенно. Пусть там делают всё, что угодно, мы, пожнадзор, не имеем права его проверять.

Единственное, что сделали, это провели профилактическую беседу со Смирновым (пастор, который арендовал дом под нелегальный приют, — Прим. ред.). Доложили о ситуации своему руководству, а те отчитались перед следкомом. МЧС сделало всё от него зависящее еще в январе 2022-го — за год до трагедии.

При этом за сутки до пожара к нам приезжала хозяйка дома. В отношении нее составлялся протокол, так как моя коллега не смогла провести проверку, ее не пустили внутрь.

Но мы по всем законам ничего сделать не можем, закрыть дом не в наших полномочиях. А на следующий день произошел пожар.

— Может, это был знак от вселенной, что надо было поехать туда, как-то отреагировать.

— По закону без документа от руководителей о необходимости провести проверку мне нельзя ничего делать и инспектировать здания можно только в рабочее время. Даже если бы я поехал, то это было бы незаконно. Представьте, прихожу я к вам в дом и спрашиваю, где у вас пожарные датчики, почему проводка неисправна, чтобы вы сказали?

— «Ты кто такой вообще?»

— Верно. Тут та же история. По всем документам никакого приюта там не было, только жилой дом.

— Почему тогда вам вменили, что вы что-то нарушили?

— Следствие не стало ни в чём разбираться, проигнорировало все факты, и они просто признали здание пансионатом.

— То есть за собой вины в гибели 23 человек вы не чувствуете?

— Никоим образом. Я как человек, давший присягу, знающий законодательство и следовавший ему, уверен, что в первую очередь надо отталкиваться от документов. Если на «Жигули» прицепить знак «Мерседес», он становится иномаркой? Нет. Если прибить табличку «Пансионат» на жилой дом, это что-то меняет? Нет.

— После того как вас взяли под стражу, на одном из судов вы говорили, что вам вменили обязанности руководства. Можете прояснить, в чём суть?

— Такой абсурд. По материалам делам вышло, что я чуть ли не за весь город отвечал. Начальник, Эдуард Кайзер, сказал следствию, что он якобы закрепил за мной ту территорию, где был приют, но по всем документам участок был за другим инспектором. Интересно, что по первым показаниям он говорил, что все действовали согласно должностным инструкциям. Но потом писал, что я будто плохо работал, характеристика у меня плохая, и при этом почему-то никаких дисциплинарных и административных наказаний у меня не было, более того, я получил небольшое повышение.

В прениях он сказал судье, что по телефону как будто назначил меня начальником отдела. А на вопрос, кто имеет такие полномочия, ответил: только руководитель главка МЧС Кузбасса Алексей Шульгин. Судья даже ничего не поняла, спрашивает: а как вы его тогда назначили? А он: ну я не то имел в виду, просто сказал, что он старший.

Кроме того, до пожара Кайзер, вопреки всем законам, поставил дом на учет, и мы должны были его проверять, а после того как пришла выписка с Росреестра, должен был его снять. На судах он рассказывал, мол, «если бы я знал, что это не пансионат, да я бы все свои постановления отменил». Но, помимо выписки с реестра, есть два письма от прокуратуры, в которых стоит его подпись, что объект — жилой дом. То есть он всё знал.

А еще больший абсурд, что в деле против Смирнова Кайзер давал показания, что он самый первый отреагировал на работу нелегального приюта. То есть ситуация одна и та же, но в двух судах у него разные показания. И никого это не смущает.

И даже больше. В суде был эксперт от МЧС, который проводил служебную проверку, и мы у него спросили: кто виноват в случившемся? Он четко сказал: Кайзер. Тот нарушил постановления правительства, поставив на учет жилой дом, отдавал незаконные приказы по проверке здания, фактически превысил должностные полномочия, но так как это не привело к негативным последствиям, ответственности он не несет.

— А у вас конфликтов с ним не было? Просто непонятно, почему Кайзер дает против вас показания.

— Нет, в моем послужном списке всё хорошо, взысканий нет, получал награды, благодарственные письма. Просто человек с себя снял ответственность и переложил на меня. Вместо Плета в его показаниях мог быть кто угодно.

— Говорят, что после вашего задержания произошло массовое увольнение инспекторов, ушли около десятка человек.

— Да, так и есть. Они поняли, что начальство может их подставить, и инспекторы ушли.

— Как в СИЗО было?

— Как сказать. Я провел там не так долго, как Бурсин, Генин, Григорий Терентьев. Ничего хорошего там нет. Не сахар-мед, но я понимал, что молодой и выдержу. За родных переживал, как они всё это перенесут.

Один раз ехал со Смирновым на суд в одной машине. Я ему сказал «спасибо», что поломал мне всю жизнь. Он извинился. На заседаниях он честно признал, что о работе приюта знали все: полиция ему привозила людей, медики. Но никого не призвали к ответу. А вы знали, что там за полтора года до пожара погибли 23 человека? Просто так, своей смертью. Полицейские приезжали, фиксировали, что люди умерли не насильственно, и никого это не беспокоило.

— На какое решение суда надеетесь?

— Я уже два года в подвешенном состоянии. Обвинение просит шесть лет колонии-поселения. Пытаюсь отпустить ситуацию, спортом занимаюсь, а потом снова прихожу к тому, что скоро приговор. Надеюсь, что он будет логичным, справедливым, и правда восторжествует. Очень переживаю, неизвестно, что меня ждет в дальнейшем.