Анастасия Отришко — одна из самых обсуждаемых художниц Новосибирска, которая пишет свои автопортреты в стиле ню и продаёт их за десятки тысяч рублей. Например, картину, где изображен поэт Александр Сергеевич Пушкин и сама художница в одних трусиках, недавно на тематической вечеринке купили за 35 000 рублей. Споры вокруг её полотен не умолкают: обычный китч это или дерзкое современное искусство? А мужчины – поклонники творчества Отришко постоянно спорят о размерах, причём о размерах совсем не полотен. Корреспондент SHE напросился к Анастасии домой, чтобы увидеть скандальное искусство вблизи. Общаться, чтобы не было совсем дистанции, договорились на «ты».
Справка: Анастасия Отришко родилась 10 сентября 1982 года в селе Целинное Алтайского края. Закончила худграф и «детскую психологию» в Бийском педагогическом университете им. В.М. Шукшина. Художница в четвёртом поколении. Первая персональная мини-выставка состоялась в Бийске в 2010 году. Живёт в Новосибирске с 2012 года. Широко известна своими автопортретами в стиле ню.
«Все мои гости любят поесть и поспать»
— Как строится день девушки-художницы?
— Если у меня стоит задача поработать, то я встаю утром и сразу за это принимаюсь. Но если я куда-то вышла из дома, куда-то сходила, то в этот день уже не могу работать. У меня так всегда. И когда я чувствую, что не хочу рисовать, то начинаю себе придумывать: ой, надо куда-то сходить, там дело очень важное. Возвращаюсь, и у меня отличная отговорка: не могу работать, я была на улице! Как-то на меня так улица влияет.
— Просыпаешься утром и бежишь готовить завтрак? Яблоко, йогурты?
— Мне обязательно надо сварить кофе в турке, иначе я убью кого-нибудь, много сливок чтоб было. Я с вечера должна знать, что у меня на утро есть завтрак: кофе со сливками, сыр бри, авокадо. Можно кашку сварить. Пожирнее. (Улыбается.) Молочко, масло… Диета — это не моё. Я ем всё, что хочу, и в любое время суток.
— Как же ты сохраняешь такую хорошую фигуру?
— Не знаю. Гены, наверное. Всё передалось видимо, не только творчество.
— Борщи на обед?
— Всегда варю что захочу, и много. Я варю борщ жирный на трёх видах мяса. И ко мне сразу приезжают все друзья. Один поест, другой… Поспят обязательно. Как-то все мои гости любят поесть и поспать. Иногда вот соберёмся дело обсудить — ничего не получается. (Улыбается.)
— А ты в обыденной жизни с чем-то несовместима?
— Мне кажется, я идеальна: всё могу и со всем совмещаюсь. Могу ремонт сама сделать, починить батареи, смеситель поменять. Кроме электричества, которого боюсь. Остальное всё делаю.
— Почему с такой яркой внешностью ты решила стать художником?
— То есть я должна была быть такая вся скорченная, ссутуленная, в шарф замотанная? В таком берете французском, ботах больших? И по паркам шарахаться? (Улыбается.) Я не выбирала быть художником, это меня само выбрало, с рождения. Я в этом жила, в этом выросла. Я сидела у деда в рубахе… Дед — очень известный художник на Алтае, иконописец, любил репродукции делать Шишкина, Репина… Очень классные, большие! А я всегда сидела у него в рубахе: он меня посадит на колени, застегнёт рубаху и сидит рисует. А я оттуда из дырки выглядываю: смотрю, что он берёт, что мажет, что вообще происходит. Он мне туда ещё какие-то печеньки даёт. <…> В 5 лет он мне уже давал холстики, всякие кисточки, краски. Помню эти картинки: олени под зимним деревом, бегущая собака охотничья.
— Но когда ты стала самостоятельной, тебе нужно было уже на что-то жить. Не сразу же ты начала зарабатывать живописью. Где работала?
— Да, для поддержания штанов надо было… (Смеётся.) Была замечена в сфере торговли. В бутике. Ну это лёгкий такой факт моей биографии, и непродолжительный.
— Твои картины в каких городах и странах находятся?
— В России — начиная с Камчатки, в Петропавловск-Камчатский я отправляла, и… Ну каждый, наверное, город можно назвать. За границей тоже есть мои работы. В Сербии, Арабских Эмиратах, на Кипре, в Канаде. Есть в Барселоне, Цюрихе…
«Я сразу поняла, что нужно будет скандалить»
— Сначала твоим домом был Алтай. Поэтому какие-то зарисовки с Алтая, которые я у тебя видел, вполне понятны. А морские пейзажи?
— Я жила во Владивостоке. Но тогда я больше отдыхала от художества. Жила там 7 лет, и у меня были большие пробелы в художественной деятельности.
— Чем там занималась?
— Замужем была. За военным. Но море я там полюбила.
— А серия картин с морскими зарисовками из Монако?
— Тоже там была.
— Тоже замужем?
— Нет, это были, можно сказать, такие длительные выходные.
— После переезда в Новосибирск у тебя появилась серия автопортретов в стиле ню. Не сразу же?
— Нет, конечно. Такой серии совсем немного месяцев: я занялась этим с сентября-октября прошлого года. А так были классические пейзажи, классические заказы… Картины для каждого: можно повесить у себя, можно подарить. И всем понравятся. То есть ни придраться, ни пообсуждать.
— Такие «мишки в лесу»?
— Да… А тут я сразу поняла, что нужно будет скандалить, отстаивать: как же так, тебе не стыдно, не страшно? Все сначала возмущались, а потом все приняли мои работы и теперь восхищаются.
— Как такая идея вообще тебе пришла в голову: изобразить себя обнажённой?
— Меня очень давно восхищают работы разных художников. Допустим, современный британский художник Джек Веттриано нравится. Он всегда писал какие-то сцены между мужчинами и женщинами, всё с эротикой связано, но всё красиво и прилично. Мне всегда нравилось. Хотя я понимала, что это совершенно далеко и от моего жанра, и от нашего наследственного… У нас все — классические художники: отец, дед, дядя. И всё как-то связано с церковью так или иначе. <…> Очень мне симпатична Фрида Кало, как она свои автопортреты преподносила. Эдит Пиаф, которую я не могу ни слушать, ни смотреть без слёз. Как она любила своего боксёра! И вот совокупность этих трёх личностей на меня так повлияла, что я сказала: да, я хочу это писать. Передавать чувственность: не только оголённое тело, но и оголённую душу.
— Но почему именно себя изображаешь обнажённой?
— Я думала так: надо взять какую-то модель, с кем-то договориться... У меня подруга есть, например, симпатичная. Но модель надо всё время приглашать, сначала увидеть глазами, потом фотографию сделать, потом обдумать… И в какой-то момент я спросила себя: почему не я?
— Получается, такой практический подход был: чтобы никого не беспокоить постоянно?
— (Смеётся.) Я просто подумала, что заодно и себя получше узнаю. Почему бы нет? Надо себя поизучать. Стеснение и неловкость у меня давно ушли: уговаривать себя не приходится показать что-то на картине. А других, наверное, надо было бы уговаривать. В общем, мне с собой легко работать. Всё решила за один вечер. Я вообще всегда всё сразу решаю: категорична во многом. Никогда не возвращаюсь назад. Это касается и личной жизни. К тому же я не замужем: объясняться со своим мужчиной не надо.
— Как, кстати, родные к твоим обнажённым автопортретам отнеслись?
— Родители мои живут в Барнауле. И за моей деятельностью они особо не следили. Я иногда выкладывала кораблики в «Одноклассниках»… А тут я готовлю такую серию автопортретов и боюсь. Думаю: будь, что будет. И вот пару месяцев назад батя где-то увидел мои работы и звонит: «Доча, мы тут посмотрели твои картины…». Я сразу напряглась: сейчас что-то будет. А он такой: «У нас челюсть отпала… От гордости за тебя. Ты такая молодец! Нет никакой пошлости, а просто красиво переданы твои эмоции, женственность. Мы так гордимся, что ты продолжаешь нашу фамилию!». Отришко — это моя девичья фамилия, фамилия отца, деда, дяди… У меня известный дядя — Отришко Василий Васильевич. Он был главным архитектором в Горном Алтае, Катунского заповедника, принимал участие в строительстве церкви в Антарктиде, которую поставили без единого гвоздя. В его честь открыли музей.
— Как идёт процесс работы над автопортретом в стиле ню? Ты встаёшь перед зеркалом? Или берёшь свою фотографию?
— Сначала в голове появляется какой-то сюжет. Потом я делаю фотографию — либо сама, либо фотографа задействую. Фотография идёт как базовая, которую я переношу на холст.
— Некоторые мужчины — почитатели твоего творчества — задаются вопросом: это, скажем так, «документальное» изображение или ты где-то что-то преувеличила?
— Фотография помогает чётко передать моё изображение. (Улыбается.) Никакие размеры и объёмы я себе не увеличиваю.
«Я готова повторить её минимум за 150 000»
— Посмотрел твои работы в одном интернет-магазине и вот что заметил: картина на морскую тематику стоит в пределах 25 000 рублей, с тобой обнажённой — в пределах 50 000, а с Моникой Беллуччи, где чуть-чуть видна её грудь, — 110 000. Это ты себя так недооцениваешь или переоцениваешь Монику Беллуччи?
— Ну это зависит от размера. Моника Беллуччи была огромная, по-моему, 2 м на 1,5 м. Там размеры указаны…
— Я на размер не обращал внимания.
— Дело всё в размерах…
— На размер холстов, надо уточнить, а то…
— Да, конечно…
— А то многие подумают о других размерах.
— (Смеётся.) И те же морские темы, если в нормальном размере, стоят те же 50–60 [тысяч рублей]. Но есть совсем малюсенькие — за 7. Самая дорогая картина — «Челубей с Пересветом». Я готова повторить её минимум за 150 000. Дешевле даже не возьмусь. Это очень тяжёлая картина. Очень долго над ней работала для коллекционера из Томска.
— Это заказ такой был?
— Да, для него это очень важная картина: в детстве такая репродукция висела у него над кроватью. И он её всегда хотел. Это очень известная картина художника Авилова «Поединок Пересвета с Челубеем на Куликовом поле», она висит в Русском музее.
— А ты делала прямо копию?
— Да, он хотел именно такую же. Сказал, что могу что-нибудь добавить, но чтобы это не отходило от главного сюжета.
— Ты, получается, можешь копировать и свои авторские картины? То есть они могут быть не в единственном экземпляре?
— Конечно. Нет такого запрета, что я не могу копировать свои картины. Саврасов своих «Грачей» 19 раз рисовал. Одних и тех же. Рафаэль портрет любимой жены 40 раз продавал… А если у меня купили мою любимую картину? Я ещё захочу её сделать. Даже хотя бы для себя.
— Самая дорогая картина у тебя какой была?
— Комплекс из нескольких картин: на чёрных-чёрных холстах изображены такие цветные символически игрушки: куколки, коняшки, табуреточки, рюкзачки. 200 000 стоила… Что, опять будете цифры указывать? (Смеётся.) Это тоже был заказ в частную коллекцию.
«Мне нравятся брутальные самцы-обезьяны»
— Какая часть себя тебе нравится больше всего?
— Ох ты! (Задумалась.) Глаза, губы, волосы и грудь.
— А если что-то одно?
— Ну начинается! Ты опять к тому ведешь… (Смеётся.) Хорошо, пусть будет она. Грудь мне очень нравится. Она достойна быть на моих портретах. (Смеётся.)
— А в мужчинах какая часть?
— В мужчинах — борода и лысина. Мне нравятся брутальные самцы-обезьяны. Как моя подруга говорит: «О, обезьяна в твоём духе пошла, смотри!». То есть такие волосатые руки, лохматая грудь.
— Поклонников, я понимаю, у тебя много. А единственный и постоянный мужчина есть?
— Как же ответить на это? (Задумалась.) Все это постоянно хотят знать… Напиши, что я не призналась. (Смеётся.)
— Что в мужчине для тебя должно быть обязательно?
— Мне важно, чтобы мужчина был из числа добрых. Если он негодяй или злой, я сразу это считаю. И такой человек не может быть со мной. Я не должна его бояться. Я также не приму мужчину, у которого есть сильная зависимость от вредных привычек. Мне также важно, чтобы мужчина уже состоялся в жизни. Какое-то безденежье в мужчине будет сначала его убивать, а потом и наши отношения. Были у меня поэты безденежные...
— А что тебя оттолкнёт от мужчины?
— Жадность. Но не то, что он на меня должен тратиться, а даже в мелочах. Например, я вижу, что он неопрятный, не может купить себе что-то новое, донашивает кеды уже третий год… Мой эстетический взгляд требует определённых моментов в человеке. Это если говорить о внешней стороне. А потом уже человеческие факторы начинают давать о себе знать. <…> Я замуж вышла в 17 лет, сейчас мне 36, и я уже чётко понимаю, что мне нужно, а чего я пробовать точно не буду.
— Женщина должна в каком-то смысле зависеть от мужчины и быть слабой, или она должна быть во всём самостоятельной и независимой?
— Я чётко знаю, что могу быть самостоятельной. В своей деятельности я могу быть сильнее мужчины, который в этом может совсем не разбираться. Но в отношениях важно быть слабой. Дома я должна быть женщиной, которую надо обнимать, успокаивать, нянчиться с ней. Которая должна делать всё для мужчины: давать нежность, заботу, показывать свою хрупкость и ранимость. Дома я не хочу быть мужиком.
Илья Калинин
Фото автора