Сергей Трофимов, музыкант: «Хочу встретиться с графом Дракулой!»

Мало кто из звезд российского (да что говорить, и мирового тоже) масштаба может похвастаться столь разноплановым творчеством, как Сергей Трофимов. В его творческой биографии – работа с несколькими десятками поп- и рок-исполнителей. Песни, вышедшие из-под его пера, в разное время пели Вахтанг Кикабидзе, Лайма Вайкуле, Александр Маршалл, коллега Маршалла по «Парку Горького» Николай Носков, «Ласковый май», «Рондо», Светлана Владимирская, Алла Горбачева, Елена Панурова и многие другие. «Боже, какой пустяк» до сих пор время от времени звучит на волнах ретро-радиостанций. Однако Сергея нельзя причислить к поколению «ретро» – несмотря на довольно богатый творческий путь, Трофимову едва за сорок.

Публика знает и любит Сергея вовсе не за сотрудничество со звездами 90-х. Примерно в 1994 году наш герой сокращает свою фамилию: «Трофим» становится известен уже как самостоятельный исполнитель. Сейчас на каждом его концерте, несмотря на недешевые билеты, аншлаг. При этом его творчество хоть и можно назвать с большой натяжкой «русским шансоном», скорее, являет собой шансон настоящий. Тот, что с французского переводится как «песня». Если копнуть глубже – песни Трофима представляют собой довольно органичную смесь русского народного блюз-рока и авторской песни, точнее, того, что весь просвещенный мир называет singing-songwriting. То есть, автор-исполнитель.

Пел Трофим всегда и везде: в хоровой капелле мальчиков, в московском ресторане и даже в церкви. Тем интереснее было встретиться со звездой лично: не каждый день выпадает шанс поговорить с человеком, который не стал ограничиваться рамками одного жанра, а напротив, старается объять все необъятное разнообразие музыкальных стилей, и при этом успешнее некуда. И даже за время этого короткого интервью Сергей Трофимов то был сдержанно-серьезен, то смеялся, а иногда вообще было трудно понять, всерьез он отвечает на вопросы нашего корреспондента или просто шутит. Но в отличие от концертов, где Трофим открыто и довольно пространно общается с публикой, на этот раз артист практически не пускался в пространные рассуждения, а отвечал коротко и по делу. Поэтому наш разговор по форме больше напоминал блиц-интервью.

– Сергей, в последнее время возникает очень много споров на тему выбора участника от России, который оправится на «Евровидение». На ваш взгляд, а достойный ли это выбор? Есть ли у Петра Налича какие-то шансы?

– Я этого вообще не понимаю. Ни самого фестиваля, ни выбора кандидатов. Скажу честно, я бы после выступления группы ABBA с этим фестивалем попрощался, потому что дальше уже ничто не имеет смысла. «Евровидение» с годами лучше не становится.

– Когда поклонникам ждать выхода вашего нового альбома?

– Должен выйти в конце марта. Сейчас у нас намечается гастрольный тур, как раз будем играть новую программу, новые песни.

– Сколько городов вы планируете охватить концертами в поддержку релиза?

– Вы знаете, это вообще не я решаю. Это решает компания, которая оптом скупает мои концерты и делает турне.

– На концертах вы запрещаете поклонникам себя снимать. Но сейчас у каждого первого в мобильном телефоне есть камера, поэтому за всеми не уследишь, и избежать появления в Интернете ваших снимков практически нереально…

– Снимать-то можно. Пожалуйста, снимайте, сколько хотите. А вот на видео записывать, действительно, запрещено.

– В таком случае съемки клипа в ближайшее время не планируете?

– Планируем, клип будет снят на песню об Олимпиаде в Сочи. Она будет посвящена Дмитрию Анатольевичу Медведеву, очень уж поддержать его хочется.

– А за Олимпиадой в Ванкувере следили?

– Частично, да.

– Как прокомментируете провал нашей сборной?

– Это все происки врагов (Cмеется.).

– Еще один вопрос о спорте. Ваша песня «Да здравствует футбол» звучит на многих стадионах страны. За кого болеете?

– За «Манчестер Юнайтед». Я болельщик со стажем – болею за «МЮ» с 1982 года. Пару раз даже выбирался на их игры, давно, правда.

– Сами не играете в свободное время?

– Конечно, играем! В городах, где мы часто бываем с концертами, с командой, в смысле, с моими музыкантами, традиционно устраиваем футбольные матчи.

– Некоторые СМИ как-то писали, что в 90-е вы стали петь в церкви только для того, чтобы спрятаться и как-то пережить это смутное время. Это так?

– Не совсем чтобы спрятаться… Понимаете, вот в чем дело: была империя. И хотя люди моего поколения протестовали против нее, против «совка», против унификации людей, принижения их личности, когда империя распалась, я, например, начал ощущать, что я был ее частью. Очень не хотелось себя ассоциировать с тем, что происходило в 90-е, да и сейчас не хочется. Просто требовалось какую-то почву под ногами найти. Я всегда считал, что именно Русская православная церковь и сделала из России Россию, настоящее государство. Если б не она – князья до сих пор бы мочили друг друга по окраинам. Вот я и пошел в церковь, чтобы узнать православие изнутри, понять его.

– Что заставило вас оттуда уйти?

– Был один человек, которого я уважал и слушал. Он мне сказал, что мое место в мире, а не в храме. Моя вера от ухода не изменилась, я раз в месяц, но стараюсь бывать в церкви. Я не могу сказать, что я такой уж воцерковленный человек, но на гастролях, если есть свободная минутка, стараюсь зайти в церковь. Для меня, как и раньше, самое святое – это Господь Бог.

– Вы как-то обмолвились, что выступали с группой «Кант» в 1985 году на Московском фестивале молодежи и студентов и даже стали лауреатом этого фестиваля. Что вы там играли?

– Это была инструментальная музыка, такой жуткий альтернативный рок. Когда начал играть в ресторанах, пел абсолютно все. Как любой ресторанный музыкант должен суметь сыграть все, что закажут.

– Как «жуткий альтернативный рок» вообще мог прокатить в то время?

– Именно в то время такое и прокатывало. Тогда еще культура была не совсем коммерциализирована, многие вещи можно было протолкнуть. Это сейчас, к сожалению, все поставлено на поток. Что-то такое, вне коммерции, достаточно тяжело продвинуть.

– Расскажите о своих музыкальных вкусах. Что сейчас слушаете?

– Это довольно тяжело – так сразу назвать… Я много всего слушаю. Из того, что в машине у меня обычно играет, – последний альбом канадской группы Mad Dusk, пластинка Slipknot 2009 года и AC/DC.

– На волне увлечения Slipknot вас снова не потянет в дебри жесткой альтернативы?

– У меня же к музыке не совсем такое отношение, как у всех. Я же смотрю, что по звуку происходит, как инструменты сочетаются. Как бочка прописана, в конце концов, куда вообще народ рулит. Slipknot интересно в техническом плане слушать. Но одно дело – слушать какую-то группу, и совсем другое – это играть.

– Про какую еще профессию вы бы написали песню? Про сантехников спели, про дальнобойщиков тоже…

– Даже не знаю. Может, про журналистов спеть?

– Кстати, как ваша супруга относится к вашим песням о различных курортных романах?

– Слава Богу, моя жена мое творчество со мной никак не персонифицирует. Лев Толстой, например, написал про первый бал Наташи Ростовой, но мы же никем таким его из-за этого не считаем.

– Правда, что ваша семья живет за городом?

– Да. Дело в том, что настоящим москвичам жить в Москве стало уже тяжело. Не из-за гостей столицы, а, скорее, из-за того контингента, который теперь стал называться «москвичами». Сейчас это уже не то что не русский – даже не европейский город.

– Вы как москвич, видимо, не очень-то Лужкова поддерживаете…

– Я хоть и коренной москвич, но я не его сторонник. Ясно, что все воруют, но когда это делается настолько цинично, даже не пытаясь скрыть, это несколько настораживает.

– Если бы у вас была возможность встретиться с кем-нибудь из прошлого, кого бы вы выбрали?

– Пожалуй, графа Дракулу. Хочу посмотреть, настолько он страшный, как о нем говорят, или нет. Вот и проверил бы.