«В стенах школы стоял вой»: трагедия «Зимней вишни» в рассказе журналистки, молчавшей 6 лет

Прошло шесть лет с момента, как в кемеровском торговом центре «Зимняя вишня» в страшном пожаре погибли 60 человек, большинство из которых — дети. На протяжении всех этих лет молчала и наблюдала за рассказами других наша коллега Карина Миллер. Она была одной из первых журналистов, кто приехал на место, работала в штабе тушения, была на митинге на площади Советов, общалась с родными погибших. Она же была среди тех, кого первыми завели в здание только потушенного торгового центра.

На протяжении всех этих лет она предпочитала воздерживаться от рассказов про те дни, ограничиваясь сухой передачей информации и фактов. Сегодня же Карина решила поделиться обрывками воспоминаний из 25 марта 2018 года.

Публикуем ее колонку от первого лица, в которой она рассказывает, какой была трагедия за объективами камер и высокими речами чиновников.

Это было воскресенье. Мы с коллегой поменялись дежурствами, и я с утра поехала в офис работать. Он был в центре города, буквально в 1,5 км от «Зимней вишни». Каким же долгим был тот день. Совсем не было новостей, в городе ничего не происходило. После 16 часов в Сети стали появляться фото пожара в ТЦ. Я села писать об этом заметку, даже не подозревая, каких масштабов трагедия прямо сейчас разворачивается в пяти минутах езды от меня. Написала новость, опубликовала ее на сайт и встала открыть окно. Как только я его распахнула, мне в лицо дунул резкий запах удушающей гари, с которым ранее я не имела дела. Подсознание подсказывало, что это не просто какое-то локальное возгорание, которое МЧС, многократно проводившее учения в «Зимней вишне», быстро потушит.

В этот момент поняла, что не должна сидеть в кабинете и нужно ехать на место. Редактор отговаривал. Просил просто ехать домой и «всё будет нормально». Особой покорностью я никогда не отличалась, поэтому вышла из офиса, села в машину и поехала к «Вишне». Весь Ленина уже был перекрыт. Бросила авто где-то на Пролетарской, вышла и побежала в сторону ТРЦ. Никогда раньше не видела такой картины: огромный полыхающий торговый центр, машины МЧС со всего города, медики и до смерти напуганные чиновники, которых поставили перед камерами говорить, что всё под контролем.

Под контролем, конечно, ничего не было. Ни 25-го, ни до, ни после. Я приехала поздно: около 17:30. В школе рядом с торговым центром уже собирались родные тех, кто был в «Вишне» и перестал выходить на связь. С тех пор я еще никогда в жизни не встречала столько веры и надежды в глазах людей, какая была у собравшихся в школе. Они хотели услышать хоть что-то в утешение, но около 18:00 появились первые сообщения о погибших. Сначала нашли одно тело, потом еще два. В стенах кемеровской школы № 7 стоял вой. Это не преувеличение.

Мама одной из погибших девочек подходила буквально ко всем, чтобы ее утешили и сказали, что ребенок просто телефон потерял, но жив и точно где-то ждет ее. Может, в другой школе? Или в больнице? Или вообще девочки не было в ТЦ, и она где-то у подружки. Дойдя до меня, она не сдержалась и упала прямо мне на руки. Прошло шесть лет, а я до сих пор помню лицо этой женщины. Как и отчаяние в глазах мужчины, который влетел в школу несколькими минутами позже и искал жену с ребенком. Они сгорели в «Зимней вишне». Голубые глаза, наполненные абсолютным ужасом и в то же время невероятной надеждой, вижу прямо сейчас перед собой. Спустя пару часов он увидит в списке пропавших своих родных. На следующий день узнает, что его любимые сгорели заживо. И больше этого мужчину я никогда не увижу ни около горящего торгового центра, ни на митинге на площади Советов, ни в соцсетях с требованием наказать виновных. Он забрал свою разбитую жизнь и просто исчез, оставив меня с невысказанной ему скорбью.

К ночи на пороге школы стало появляться всё больше чиновников. Прошу прощения за фривольность, но именно в ту ночь я поняла, что у тогдашнего мэра города стальные яйца. Илья Середюк буквально отдал себя на растерзание разъяренной, отчаявшейся толпе. Он молча стоял в спортивном зале 7-й школы, где и развернули штаб, и выслушивал все унижения и оскорбления, которые только могли высказать родные застрявших и позже погибших в торговом центре. Он не говорил ни слова, но смотрел в глаза каждому, кто бросал в него камень.

Удивительно, но до сих пор я не видела чиновника более человечного, чем Середюк. Он, в отличие от других, остался в штабе. Он не спал вместе со всеми, он работал. На третий день тревога и недосып, видимо, дали о себе знать: речь стала чуть медленнее, глаза заплывшие, красные. Но он продолжал быть со всеми. Именно после этого и по сей день Середюка считаю лучшим чиновником, которого не самый чистый мир политики едва ли заслужил.

А был ли кто еще тогда? Был. Замгубернатора Владимир Чернов, например. Может, мне показалось, но он будто ухмылялся, глядя в лицо родным погибших в «Вишне». И, что куда важнее, стоял за спиной Середюка, который и принял на себя все удары, даже не пытаясь сопротивляться. Чернов был просто декорацией, не способной ни на сочувствие, ни на помощь, ни на выполнение своей работы, в конце концов. Благим матом, уже выйдя из здания школы и завернув за угол, он высказывал свое мнение. Наверное, поэтому он вылетел позже из кресла замгубернатора.

На следующий день в Кемерове уже работали много федеральных чиновников. Масштаб трагедии, кажется, все поняли только 26 марта. Вечером тогдашний глава МЧС Кузбасса Александр Мамонтов собрал группу, чтобы провести в потушенное здание торгового центра парочку крупных СМИ. Брошу в ведомство камень: тогда они пытались «играть» на федералов, которые, естественно, тоже приехали работать в Кемерово. Но, как уже писала выше, покорностью не отличаюсь. И вот мы с моим коллегой-фотографом идем в здание. Почему-то я была в светло-бежевом пальто с рукавами 3/4, одета совершенно не по погоде, потому что было в те дни ужасно холодно. На ногах — замшевые ботинки.

Зачем-то нас повели в здание уже ближе к ночи, было темно. Внутри всё еще продолжали работать эмчеэсовцы. Нас провели по выгоревшим и искореженным лестницам наверх, освещая дорогу фонарями. Я никогда не любила «Зимнюю вишню». Для меня этот торговый центр был непонятен и неприятен. А теперь я видела его как один огромный гроб, на который он всегда и был похож. Залитые по щиколотку водой полы не оставили мне шансов: я околела спустя пять минут после входа в здание, стоя в своих ботинках, которые слишком быстро впитали в себя воду с пеплом. Разгребая один из углов на третьем этаже, не заметя меня во тьме, один из спасателей лихо взмахнул огромной лопатой и прошелся прямо по моему светлому пальто. В это время в прямом эфире, который я вела в Сети, меня закидывали проклятиями. Зрители считали, что я хожу по трупам детей, требовали показать все темные углы обугленного здания и обвиняли в продажности, когда все показанные мной места были пусты. Мы провели в сгоревшем здании около получаса.

Спустя столько времени я до сих пор не могу смотреть ту запись. Голос за кадром не мой. Настолько он изменился и сломался, что я не узнаю саму себя, пытающуюся убеждать зрителей сохранять адекватность и не поддаваться рассказам о сотнях погибших.

Хотя, откровенно говоря, и мы, журналисты, в какой-то момент начинали в это верить. Не потому, что слишком впечатлительные, а потому что власть молчала. Тишина в такие моменты всегда порождает домыслы, тем более если кто-то их подпитывает. В штабе «Зимней вишни» появлялись люди, которые с полной уверенностью говорили, что трупы КАМАЗами свозят на местный хладокомбинат, что морг переполнен. И мы это тоже проверяли. Но ничего, естественно, не подтверждалось. А чиновники продолжали молчать, кивая на МЧС, а те кивали на следком, который и должен был озвучивать количество погибших.

Мы вышли из здания торгового центра в полном молчании. Знать, что там происходило, и по сути увидеть — разные вещи. Нам показали и кинозалы, в которых люди просто задохнулись и погибли. Показали лестничные пролеты, до которых успевали добираться посетители ТЦ, но теряли сознание и тоже умирали.

В ту же ночь я узнала, что в Кемерово приезжает Владимир Путин. Точного времени, конечно, никто не назвал.

Пересечение Ленина и 50 лет Октября. Время, опять же, ночь. Ждем приезда президента. Мы с коллегами простояли на улице несколько часов. Иногда кажется, что с той ночи я не отогрелась до сих пор. Отморозила руки, лицо, и всё, о чем я думала тогда: как же нелепо будет умереть на пожаре от переохлаждения.

А застыть нам не дала работница штаба в школе. Она провела меня и моего коллегу, Сашу Левчука, который теперь работает в NGS42.RU, на второй этаж. Там ночевали родные погибших в ожидании новостей. Они не хотели уходить. Коридор на втором этаже школы напоминал коммуналку. Лежали вещи, еда, какая-то одежда, подушки, валялись бутылки из-под воды. Нас с коллегой завели в один из кабинетов. Уже не помню, чей портрет висел на стене, но по ощущениям мы были в классе то ли математики, то ли геометрии.

— Матрасов не осталось, подушка одна, — сказала наша сопровождающая. И выдала подушку.

Мой коллега, будучи настоящим джентльменом, уступил мне не только подушку. Он соединил две оставшиеся в классе парты и пригласил меня там разместиться. Себе же Саша соорудил ночлег из четырех стульев. Ночь оказалась короткой. Спустя буквально час-два мы как раз и пошли на улицу в ожидании приезда президента.

Утро следующего дня. 27 марта. Стою на площади Советов. Митинг, который маленький, несчастный Кемерово вряд ли когда-либо еще видел. Буквально срывающиеся на рыдание местные жители требовали ответы на вопросы, они хотели знать, правда ли информация о сотнях погибших, о поджоге, о теракте. Это были обычные люди, и им нужны были просто ответы.

— У меня дочка с внучкой там были, ушли буквально за 5 минут до пожара, — рассказывает мне женщина, стоящая слева, и вытирает слезы, которые не прекращают литься.

Чиновники тогдашнего кузбасского правительства не придумали ничего лучше, как зарядить шутов враньем, чтобы заткнуть людей. Стою на площади среди других кемеровчан, а слово дают местному то ли диджею, то ли ведущему свадеб. Якобы он в числе народной дружины, которые проверяют слова и действия чиновников. И этот человек, стоя на площади Советов перед тысячами кемеровчан, говорит:

— Мы были в морге, и там ровно 64 тела.

Зачем? Чтобы развеять слухи о сотнях погибших? Но, черт вас дери вечность в аду, откуда же вы видели тела, если родные спустя время хоронили горсти праха, кости, а некоторые и вовсе смогли предать земле только обугленные пальцы?! Не было и не могло быть 64 тел. Погибших в итоге оказалось 60 человек. Чтобы идентифицировать останки, а это были иной раз небольшие фрагменты костей, проводили экспертизу.

Тогда власти Кузбасса вообще слишком много лишнего себе позволили. Теперь уже покойный губернатор Аман Тулеев не вышел к людям, а извинений его хватило только для Владимира Путина. Его преемник Сергей Цивилев был откровенно растерян и не понимал, что делать.

Митинг тогда длился больше трех часов. Никого не разгоняли, людям дали выговориться.

В какой-то из дней, которые у меня уже смешались в один, я снова зашла в школу, в спортивный зал, где свои похоронки ждали родные умерших в «Вишне». Каково же было мое изумление, когда я, стоя в дверях обшарпанного старого спортзала с по традиции деревянным полом с дырами, увидела в центре зала священника. Он читал молитву, а вокруг него на коленях в прямом смысле лбом о пол бились те, кто еще надеялся увидеть живыми своих родных. Я опешила настолько, что только резко толкнувший меня сзади волонтер заставил сделать шаг вперед и пройти дальше в зал. В ушах до сих пор стоят эти песнопения и вой, которые издавали люди в этом старом спортзале.

Еще одна тотальная глупость тогдашних чиновников — хоровод вокруг Елены Малышевой 28 марта. Много лет спустя могу сказать с высоты переосмысленного, что ведущая «Жить здорово» приехала в Кемерово ради пиара. И его дружно поддерживали местные госслужащие, которые перестали пускать в штаб кого-либо, даже журналистов, которые работали там уже три дня. Это не тот случай, господа, чтобы кружить вокруг телеведущей, которая, признаться честно, вообще абсолютно там никому не была нужна. Кроме чиновников.

Больше внимания в те дни заслуживали совсем другие люди. Столовая 7-й школы. Здесь организовали питание для всех: и спасателей, и журналистов, и волонтеров, и всех, кому в горло лез хоть какой-то кусок хлеба. Так уж вышло, что в штабе работали одни парни-коллеги. Собственно, благодаря им я и осталась в ясном уме. Фотограф буквально насильно заставлял меня съесть хотя бы булочку, потому что выглядела я третий день откровенно плохо и изможденно. Другой коллега сходил за чаем и проследил, чтобы я его допила с той самой булочкой. Одним из таких людей был как раз всё тот же Саша Левчук. Штаб «Зимней вишни» мы переживали вместе.

В той столовой с ароматом отварных макарон и сосисок смешался запах гари. В паре метров от нас за столом сидели спасатели, которые пришли поесть, чтобы потом опять вернуться в тлеющее здание. Взрослые мужчины, прямо в экипировке, только бросившие на пол каски, в полном молчании смотрели в тарелку и пытались на автопилоте поесть. Они не общались между собой, просто иногда молча смотрели друг другу в глаза, и этот взгляд о многом говорил. Им самим было страшно. Здание продолжало периодически вспыхивать, конструкции могли обвалиться, да и за последние дни они видели больше обугленных тел, чем за несколько лет.

Один из спасателей потом в личной беседе сказал, что вообще раньше не видел тела сгоревших детей. А когда глаза стали наполняться слезами, он спешно натянул ловким движением каску, застегнул до конца чуть расстегнутую куртку, сделал последнюю затяжку, бросил сигарету в урну и пошел делать свою работу.

День на четвертый чиновники поняли, как работать, как общаться с прессой, как вести себя с родными погибших. Штаб у «Зимней вишни» закрыли через пять дней. На шестой я пришла к стихийному мемориалу у обугленного торгового центра. Уже просто как человек, не как журналист. И все те слезы, которые я держала в себе почти неделю, вырвались наружу. Наизусть помню имена всех погибших, их лица с счастливых семейных фото. И помню лица тех, кто обрек на гибель целые семьи. Их я видела уже за решеткой. Они тоже плакали, но, кажется, не от скорби, а от понимая, что сейчас будет возмездие. Почти всех фигурантов дела пересажали, обойдя стороной, как мне кажется, уже упомянутого мной ныне покойного губернатора, бывшего мэра Кемерова Ермакова, чьи подчиненные тоже глаза закрывали на проблемы ТЦ.

Разъяренная я год спустя, в первую годовщину трагедии, решила пройтись по торговым центрам Кемерова и посмотреть, что там с пожарной безопасностью. Просто как обычный посетитель. Открыты ли запасные выходы, есть ли огнетушители, не просрочены ли они, есть ли план эвакуации — в общем, всё то, что должно было быть и в «Зимней вишне». Своей прогулкой я осталась разочарованной и написала уйму жалоб в прокуратуру. А чего, собственно, мне надо было? Я требовала проверить «Лапландию» и «Я» на соблюдение пожарной безопасности. После долгих попыток оба ТЦ всё же закрыли.

За их судьбой, как и за приговором виновных в трагедии в «Зимней вишне», я наблюдала уже из другого города, покинув Кемерово в 2021 году. Но 25 марта 2018 года, кажется, никогда не забуду. Самый страшный день в истории родного города.

Собственно, а зачем этот рассказ сейчас? Всё просто — я не хочу забывать события тех дней и призываю всех, особенно тех, у кого есть власть, помнить в мельчайших деталях то, что произошло. Эта трагедия, как и любая другая, не должна уйти в забвение. Мы не должны забывать ту боль, ту злость и то отчаяние, которое испытывали тогда. Только так мы сможем сделать всё, чтобы страшная история не повторилась.