«Следующая ступень — смерть»: история пенсионерки из Кузбасса, которую не могут спасти онкологи. Ради заботы о ней сын ушел из бизнеса

Кузбасская онкологическая служба за годы работы экс-главы Светланы Шаламовой приобрела печальную славу: пациенты и врачи рассказывали об ошибках в руководстве, экономии на препаратах и огромных очередях. Всё это отражалось на жителях региона, у которых выявили онкологию. Среди них — пожилая пенсионерка Полина Лелейкина, которая помимо рака пищевода много лет борется с болезнью Альцгеймера. По словам ее сына, врачи диспансера оставили женщину умирать, не предоставив никакого лечения. Специалисты диспансера сообщают обратное: «Сделано всё возможное». Подробнее об этой истории читайте в материале корреспондентов NGS42 Александра Левчука и Валерии Городецкой.

Матери Игоря Лелейкина скоро исполнится 81 год, больше половины которых она посвятила воспитанию сыновей и стояла у истоков образования Ленинского района Кемерова.

До 2018 года всё было хорошо: Игорь занимался бизнесом, воспитывал сына, его мама, Полина Алексеевна, отдыхала на пенсии. Но привычный уклад жизни полностью изменился, когда пожилой женщине поставили страшный диагноз, лечения которому нет, — болезнь Альцгеймера. Некогда умная и бодрая женщина стала увядать, в конечном итоге превратившись в человека, которому нужен постоянный уход. Мужчина бросить пожилую мать не смог, вышел из бизнеса и переехал к ней жить.

Второй сын женщины живет чуть ли не в соседнем доме, но уже много лет не переступал порог квартиры матери. Весь уход за тяжелобольным инвалидом, от реабилитационных тренировок до хождения в туалет и душ, лег на плечи Игоря.

— Это для меня больная тема. Брат предлагал отдать ее в дом престарелых, но она умрет там через месяц. Люди с таким диагнозом тяжело переживают любые изменения. Я принял решение, что буду с ней. Помощи ни у кого не просил. Брата я уговаривал лишь прийти и проведать маму, потому что она скучала, ждала и плакала, — поделился Игорь.

Мужчина болезни и беспомощности матери не испугался и придумал целый курс реабилитации: от диктантов до физтренировок, что привело к почти трехлетнему стабильному состоянию пожилой женщины. Но в 2021 году пенсионерка стала резко терять вес. Почти год кузбасские врачи разводили руками, ссылаясь на невыявленное воспаление или аллергию. В итоге мужчина добился проведения гастроскопии, во время которой у Полины Алексеевны обнаружили опухоль, растянувшуюся на 45 миллиметров в пищеводе.

Рак второй степени не прогрессировал, но очень влиял на состояние и без того слабой женщины. Мужчина решил бороться и с этой бедой, но еще не знал, с чем придется столкнуться в стенах онкодиспансера имени Раппопорта.

«Здесь все инвалиды»

В августе 2022 года Игорь позвонил в онкодиспансер, чтобы записаться на первичный прием к онкологу. Ему, из-за огромной очереди и нехватки врачей, предложили прийти через месяц. Такого количества времени у женщины с раком и Альцгеймером могло и не быть, объясняет Игорь. Поэтому ему пришлось подключить все связи, чтобы быстрее попасть к врачу.

— Мы пришли через две недели после выявления, поверьте, это очень быстро. Про очереди там вообще молчу. Приехали мы к половине третьего , а ушли после закрытия — часов в восемь вечера. Инвалиды 1-й группы, как мама, должны проходить без очереди, но нас не пустили. Сказали: «Они здесь все инвалиды». А сам прием длился от силы минут 15, — рассказывает кемеровчанин.

Спустя несколько недель в диспансере был собран первый консилиум, но группа врачей не придумала, как помочь женщине. Игорь отмечает, что анализы его мамы на тот момент были настолько хорошими, что, по мнению сотрудников диагностического центра, несмотря на возраст и повреждение мозга, ей могли назначить лечение.

После этого документы отправили в московский институт онкологии имени Блохина. По мнению мужчины, кузбасские врачи исказили некоторые данные, из-за чего столичные медики также решили, что ей ничем уже не помочь. Игорь считает, что никто не захотел брать ответственность за пожилую пациентку, которая могла бы умереть во время лечения.

— Вначале мне не сообщали, что решила Москва. Молчали. Позже документу всё же присылают, и я вижу, что по шкале ECOG Карновского состояние моей матери оценено на ступень четыре: как полное недееспособное, якобы она прикована к постели. А следующая ступень, пятая, — смерть, — рассказывает мужчина.

— Врачи дают мне отписку и отправляют в хоспис. Не предлагают терапию. Но даже на этом они не останавливаются. Я прихожу на следующий прием и вижу, что медкарточка мамы обрезана, — жалуется кемеровчанин.

Часть анализов сын пациентки успел сохранить и с этим добился созыва второго консилиума в середине октября 2022 года, где вновь подтвердили, что операцию женщина при своем «лежачем» состоянии не перенесет. Ирония в том, что на консилиум она пришла своими ногами.

В это время мужчина обратился с абсолютно теми же документами в научно-исследовательский институт Томска, где опровергли все доводы кузбасских врачей, но рекомендовали лечиться по месту жительства, не оставив ее у себя. Проверка со стороны страховой компании заключений консилиума ни к чему не привела, специалисты решили, что Полина Алексеевна получила полноценную помощь.

— Понимаете, какой абсурд? Консультации у врачей без лечения называются у нас оказанием медицинской помощи. Прислав это, они доказывают, что все в сговоре. При этом я замечал, что врачи буквально дословно знают о моих разговорах в страховой. Передавалось, видимо, — предполагает Игорь.

В декабре для Полины Алексеевны организовали третий консилиум, но поменять решение врачей об отправке в хоспис сыну так и не удалось. Не обратили внимания медики и на выводы томского института. Ей выписали таблетки «Сегидрин», которые, по словам Игоря, уже никак не смогут помочь матери, так как принимают их после лучевой терапии, которой по факту не было (редакция NGS42 не нашла в инструкции к медикаменту таких показаний). Кроме того, лекарство надо пить под наблюдением врачей, но свободных медиков в поликлиниках для пенсионерки не нашлось, поэтому он вообще перестал давать их женщине.

— Я шел на третий консилиум как на шоу. Они в глаза мне говорят: «Мы боремся за каждого пациента, чтобы прожили дольше». Как? Отправляете в хоспис? — возмущается мужчина.

Состояние Полины Алексеевны, по словам ее сына, становится хуже.

Несмотря на неутешительный прогноз, отправлять свою маму в спецучреждение он не намерен. Игорь продолжает петь ей любимые песни, говорить слова любви и при этом заниматься всем хозяйством и уходом в одиночку.

— Мы вышли с последнего консилиума и ушли умирать. Но это не значит, что я сдался. За мной с мамой стоят такие же люди, которые каждый день проходят то же самое. Почему никому нет дела? Ведь эти проблемы гремят уже какой год. Шаламова [бывший директор онкодиспансера. — Прим. ред.] ушла, а команда, которую она набрала, осталась, — делится со слезами на глазах мужчина.

После случившегося Игорь опубликовал пост в социальных сетях, на который откликнулось немало кузбассовцев. Одна из женщин, с которой в том числе должны были поговорить и мы, скончалась, так и не дождавшись лечения. По словам нашего героя, таких людей десятки.

Сделано всё возможное

С недавних пор онкодиспансер возглавил кандидат медицинских наук, торакальный хирург Вадим Захаров, сменивший на этом посту ушедшую, в том числе после многочисленной критики, Светлану Шаламову.

Редакции NGS42.RU главврач пояснил, что теперь ожидание приема врача-онколога не превышает трех рабочих дней, а срок проведения исследований — не более недели с момента их назначения.

Так как комментировать лечение и состояние пациентов можно только с их разрешения, которое к моменту публикации нам получить не удалось, врач-онколог прояснил некоторые моменты, касающиеся выбора лечения, не основываясь на истории Полины Лелейкиной.

В частности, отвечая на вопрос, на каком основании пациенту могут отказать в назначении лучевой терапии, он ответил, что проведение любого лечения должно быть клинически обосновано. Людям с ECOG 4 это может принести больше вреда, чем пользы.

— Например, опухоль под его влиянием может начать распадаться — и это повлечет за собой угрожающее жизни кровотечение. Лучевая терапия проводится в специализированных помещениях — каньонах, где из-за высокой дозы ионизирующего излучения нельзя находиться никому, кроме больного. Кроме того, пациент, получающий такое лечение, должен во время сеанса выполнять все распоряжения врача, а в случае нарушения ментальной функции это невозможно. Всё вышеперечисленное делает специализированное лечение не просто бессмысленным — жизненно опасным, — поясняет главврач.

Также он добавил, что для прохождения специальных видов лечения не существует возрастных ограничений — только медицинские.

Захаров отметил, что хоспис и отделения паллиативной помощи часто воспринимаются как места дожития, но это не так. Их задача — улучшить общее состояние тяжелобольных людей. Специалисты этих медучреждений обезболивают пациентов, снимают интоксикацию, останавливают кровотечения. Это помогает онкопациенту прожить последние дни с максимумом комфорта и покоя, в том числе и для его близких.

Московский коллега кузбасского главврача, онколог, химиотерапевт Европейского медицинского центра, врач высшей квалификационной категории и доктор медицинских наук Павел Копосов также считает, что ментальные проблемы осложняют лечение людей с раковыми заболеваниями. Он отмечает, что мнение родных порой не совпадает с мнением врачей, которые фактически бессильны что-либо сделать в некоторых ситуациях, кроме как направить в хоспис.

— Врачи хотят лечить пациентов, если есть возможность. Родственники должны понять логику мыслей врачей, и если это претит, то они могут обратиться в другое медучреждение, — считает Копосов.

Кто прав в этой истории, будут разбираться правоохранители, к которым обратился Игорь Лелейкин. Сейчас они собирают материалы и опрашивают врачей, чтобы понять, действительно ли они сделали всё возможное.