«Товарищи, мы скоро сдохнем»: врачи и пациенты — об ужасах в кемеровском онкодиспансере (часть 2)

В марте 2021 года мы впервые пообщались с медиками Кузбасского онкологического диспансера. То, что они рассказали, повергло в шок не только нас, но и весь регион. На протяжении нескольких дней нам писали письма в редакцию, десятки человек звонили и рассказывали свои истории. Под первым материалом наши читатели оставили рекордные для нас 350 комментариев. Власти Кузбасса на наш материал и рассказы медиков отреагировали своеобразно. Губернатор заявил, что в онкологической службе области происходит реформа и это не нравится отдельно взятым медикам. Замгубернатора поспешил заверить, что со всеми недовольными встретился и пообщался. Минздрав региона якобы провел проверки в диспансере и ничего критичного не нашел. А вот прокуратура и суд таки нашли серьезные нарушения в онкодиспансере Кемерово.

После неоднозначных высказываний представителей власти врачи других отделений тоже вышли с нами на связь. Они, ранее находившиеся в тени, решили рассказать о тех ужасах, которые пытаются прикрыть региональные власти и руководители диспансера. Об отсутствии медикаментов, вечных поломках жизненно важных аппаратов, угрозах и страданиях пациентов — из первых уст.

Все беды кемеровского онкодиспансера медики связывают с приходом нового руководителя. В апреле 2020 года медучреждение возглавила Светлана Шаламова. И с ее приходом в диспансере началась жесткая экономия. Как нам в марте 2021-го рассказали врачи, бюджетные деньги директор жалеет даже на самое необходимое — на медикаменты и расходные материалы. Например, хирурги нам рассказали: директор закупает дешевый шовный материал, из-за которого у пациентов возникают осложнения. Дело даже доходит до абсурда: администрация диспансера заставляет медиков использовать одноразовые вещи несколько раз. Например, медицинские халаты. А баночки для анализов санитары моют и используют повторно. Во имя экономии.

Но самая вопиющая ситуация в онкодиспансере развернулась вокруг ИГХ-исследования. Врачи объясняют: это очень важное исследование, от которого зависит жизнь пациента. По его результатам медики могут корректировать лечение пациента с новообразованием, оказать ему более качественную медицинскую помощь. Особенно ИГХ помогает в определении рака молочной железы и его типа. Глядя на результаты исследования, врачи понимают, как максимально эффективно можно помочь пациенту. Раньше это исследование проводили медики кемеровской онкологии. Эта работа оплачивалась дополнительно. А новый же директор решил, что проведение ИГХ-исследования отныне будет входить в зарплату. Медики отказались работать на этих условиях. В ответ они получили: «Куда вы денетесь».

А медики и правда никуда не делись. Они продолжали делать эти исследования, пока не увидели свою зарплату. Им действительно урезали доплату за ИГХ. Конечно, официально ни врачей, ни лаборантов никто не стал предупреждать об изменении условий работы. А на вопросы медперсонала администрация больницы отвечала: «У вас есть зарплата». После этого медперсонал отказался делать эти исследования бесплатно. Сначала в ход пошли угрозы увольнением, а потом директор и ее заместители стали давить на жалость и чувство вины. Пациенты-то ведь остались без помощи. Но парадокс этой ситуации в том, что директор онкоцентра Светлана Шаламова отказывается платить своим медикам, а вот в частную клинику Новосибирска направляет огромные деньги. Это бюджетные средства региона. Дело в том, что в Кемерово больше ни в одном медучреждении невозможно провести это самое ИГХ-исследование. Поэтому этим за дополнительную плату занимались сотрудники онкодиспансера сами. По их словам, на их доплаты в год уходило чуть больше 1 миллиона рублей на всех. А директор только за неделю работы перевела частной новосибирской клинике 600 тысяч бюджетных рублей.

Сама же Светлана Шаламова, к которой мы за комментарием обратились, все эти факты отрицает. Тем не менее после выхода материала коллектив больницы почувствовал от нее еще больший прессинг. Рассказываем, что теперь после громкого скандала происходит в стенах Кузбасского онкодиспансера.

На этот раз мы встретились с врачами других отделений. Они не смогли оставаться в стороне, когда губернатор в прямом эфире заявил, будто бы недовольных «онкореформой» всего несколько человек. Наши собеседники настаивают — это довольных единицы. Большинство же врачей, да и пациентов видят и понимают, что работа кемеровского онкодиспансера идет к краху. Конечно, личностей своих собеседников мы раскрывать не будем из соображений безопасности.

Медики рассказывают: когда им представили нового директора, то утверждали, что главная цель нового руководителя — наладить работу поликлиники. Но мало того что директор стала менять годами выстроенную систему работы стационара, так еще и в поликлинике ничего не поменялось. Один из наших собеседников рассказал: был у него пациент, которому операцию сделали в январе и на повторный прием он пришел только в марте. На возмущения медиков, где же он ходил, мужчина ответил, что просто всё это время стоял в очереди.

— В поликлинике сломали вообще всю систему, которая была. Новый руководитель пришел и стал говорить, что мы дураки и всё это время работали с кондачка. Обещали, что наведут порядок. Мы, конечно, нормально отнеслись. Если придет нормальный человек и наведет порядок — без вопросов. Когда мы задаем вопросы — нам говорят, что мы неадекватно себя ведем. А мы просто ведь хотим нормально делать свою работу, — говорит один из наших собеседников.

Например, что касается химиотерапии. Как рассказывает один из врачей, на закупку необходимых препаратов в год отводится определенная сумма денег. Даже если лекарство закончилось, взять на него средства просто неоткуда. В онкодиспансере, как говорит наш собеседник, необходимые медикаменты есть, но в очень ограниченном количестве. Судите сами: есть 20 пациентов, которым необходима химия с применением определенного препарата. Но только некоторые из них смогут получить медикаменты.

— На них на всех именно этого лекарства просто не хватит, потому что у нас есть только определенное количество препарата. Пациенты, конечно, обвиняют врачей всегда в том, что не могут получить лечение. Оно и понятно. Они же только врача своего и видит, они же не знают, что это не мы закупаем строго ограниченное количество именно этого препарата. Нам неоткуда взять больше. Нам хотя бы долечить этим препаратом тех, кого уже начали лечить, — объясняет медик.

Но более серьезная проблема кроется в другом — сопроводительная терапия. Химиотерапия — очень сложное для пациента лечение. Чтобы максимально облегчить его страдания, врач назначает сопроводительную терапию. Но это при нормальной работе системе здравоохранения. В кемеровском онкодиспансере же ситуация адовая: пациентов ведут на химию без сопроводительной терапии. Что это значит? Это значит, что у больного раком организм может непредсказуемо отреагировать на химию. Сопроводительная терапия купирует эти осложнения и возможные побочные действия. Врачи объясняют, что в данной ситуации у них есть три варианта: лечить тем, что есть, идти покупать пациенту лекарства или же просить его купить необходимые медикаменты.

— У нас есть только таблетки «Фосфоглива» и глюкозы. Больше ничего и нет. Это стандартный минимум. Но нам действительно нужны хорошие гепатопротекторы. Благо если пациент сам предложит их купить. Такое бывает. Препараты для химиотерапии токсичные, и нужно пациента подготовить для их применения, а после отслеживать реакцию организма. Некоторые люди хорошо переносят химию и обходятся самым базовым симптоматическим лечением. Но это называется «просто пронесло». Химия — это риск. Риск аллергических реакций, риски побочных эффектов. Если мы не обеспечим пациента качественным симптоматическим лечением, это может привести к осложнениям. Риск осложнений увеличивается многократно, — объясняет врач.

Медики честно признаются: они покупают своим пациентам необходимые препараты, чтобы их врачебная совесть была чиста. В конце концов, их работа — лечить. А уже с человеческой точки зрения врачи понимают, что в данной ситуации помочь пациенту просто-напросто больше некому. Они-то знают, какими осложнениями чревато отсутствие симптоматического лечения.

Еще одна проблема кемеровского онкодиспансера, которую нам вскрыли, — это койко-места. Сразу в нескольких отделениях пациентов значительно больше, чем мест для них. Наши собеседники объясняют: руководство больницы совершенно не понимает разницы между стационаром и дневным стационаром. И, естественно, требует от медиков выполнения планов «по цифрам». Вероятно, чтобы после красиво отчитаться о тысячах вылеченных пациентах.

— Дневной стационар — это когда человек пришел и ушел. А просто стационар — это пациент пришел и лег. Нам просто некуда класть новых пациентов. Да, мы можем быстро выписывать пациентов, но в погоне за цифрами и объемами мы упускаем очень важные моменты. Нам людей лечить нужно, а не за цифрами для отчета руководства гнаться, — высказался один из наших собеседников.

По нормативам один врач должен лечить не более 10 пациентов параллельно. Но директор онкодиспансера настаивает: у каждого врача в день должно быть по 10 новых пациентов. Но есть несколько но. Во-первых, как рассказали медики, в отделении химиотерапии, например, врачей не хватает. На 40 пациентов приходится два официально трудоустроенных врача, один стажер и один ординатор. Во-вторых, 40 коек — это просто официальная цифра. На деле же пациентов гораздо больше. Если внимательно изучить документы, то случайно можно найти следующий факт: на 40 койках получают лечение 50 человек.

— Когда у нас был карантин, я просто говорила: «Товарищи, мы скоро сдохнем. Мы не можем работать в таком темпе». Было два врача всего в отделении. А поток пациентов просто огромный. В отделении за месяц у нас бывает 250 пациентов. Это только одна химиотерапия. А химии (отделения. — Прим. ред.) две и плюс дневной стационар. За год у нас там проходит 11–12 тысяч человек. Поток пациентов увеличивается. Люди всё чаще и чаще болеют онкологией. Мы уже не можем лечить их в существующих условиях. Мы как работали раньше на 40 койках, так и продолжаем. Но только официально. Неофициально у нас развернуто больше коек, — говорят наши собеседники.

В соседних отделениях ситуация похожая. Например, есть в диспансере два отделения радиологии. Одно из них круглосуточное и рассчитано на 65 коек. Но по факту лечение там получают от 75 и до 90 человек ежедневно. Во втором отделении врачи могут лечить только 35 пациентов. Официально. А по факту здесь лечатся 60–70 человек. Иной раз, как делится наш собеседник, пациентов на ночь кладут прямо в кабинете лечащего врача. Других выходов просто нет. Но даже не эту колоссальную нагрузку на врачей наши собеседники называют основной проблемой. В отделении радиологии пациентам проводят очень опасную терапию — лучевую.

— Одна из главных проблем — даже не недостаток коек, а медикаментозное обеспечение. По всем клиническим рекомендациям одновременно с лучевой терапией нужно проводить химиолучевую терапию. Это очень агрессивный метод лечения, который требует симптоматической сопроводительной терапии с первого дня лечения, иначе будут очень серьезные осложнения. Но мы не можем пациентам в полной мере предоставить это симптоматическое лечение. Пациентам очень тяжело перенести курс лучевой терапии. Очень, — объясняет наш собеседник.

Врачи, которые здесь работают, относятся к категории медработников с самыми опасными и вредными условиями труда. Их рабочий день должен длиться с 08:00 до 14:00. Но в прошлом году в онкодиспансере сломался один из аппаратов лучевой терапии. Мы, к слову, об этом писали. Причина, как рассказывают наши собеседники, была очень прозаичной: директор диспансера не заключила договор на обслуживание аппаратов и поэтому они периодически выходили из строя. Но лечение пациентов необходимо было продолжать. Что делали медики? Они всех пациентов отправляли на оставшийся один аппарат, продлевая свой рабочий день иной раз до 2 часов ночи.

— Это плохо, что нам приходилось лечить людей в 2 часа ночи. Есть, например, показания у пациента, что он должен лечение получить в первой половине дня. Иначе человек намного сложнее перенесет процедуру и будет риск еще больших осложнений в нашей и без того непростой ситуации. Все поломки аппаратов напрямую влияют на лечение пациентов. Приходится менять сроки госпитализации, или вообще прерываем лечение. Но мы работаем с такой болезнью, когда лечение нужно начинать как можно раньше. А из-за поломок мы просто не можем дать пациентам это лечение. Но еще хуже — прервать уже начатое. По всем клиническим исследованиям, даже один день незапланированного перерыва в курсе лучевой терапии уменьшает общую выживаемость на 10%. К сожалению, — объясняет врач.

По словам наших собеседников, поломки аппаратов — дело уже обычное. Директор пытается экономить и не заключает контракт на годовое обслуживание. Но парадокс вот в чем: годовое плановое обслуживание стоит 150 тысяч рублей. И такую же сумму придется заплатить мастеру, если сломается аппарат лучевой терапии. Это только за вызов специалиста и диагностику проблемы. Запчасти больница закупает отдельно. Как рассказали наши собеседники, на 2021 год договор обслуживания руководство диспансера заключило только в марте. А до этого 3–4 раза приходилось вызывать мастера.

— Директор на наши аргументы, просьбы, требования никак не реагирует. На всё у нее один ответ: «У меня в сумочке запчастей для аппаратов нет», «У меня в сумочке 10 миллионов нет» и так далее. Но тут дело еще в том, что юридически мы не имеем права на этих аппаратах работать без заключенного договора на техническое обслуживание оборудования. Это высокотехнологичное оборудование. Это касается именно лучевой терапии. Если будет какая-то аварийная или нештатная ситуация, от которой никто не застрахован, это уголовная ответственность. И ляжет она не только на директора, но и на нас. У нас всё на авось, — добавил другой медик.

Видимо, на авось устанавливали в онкодиспансере и один из опасных аппаратов. По бумагам он проходит как аппарат для выполнения КТ. И с точки зрения бюрократии всё хорошо. Только вот по факту это аппарат для ОФЭКТ.

— Для этого аппарата был сделан каньон. Но каньон, абсолютно не подходящий ни по техническим, ни по радиологическим и всем других техническим показаниям. Этот аппарат заявлен не как аппарат ОФЭКТ, а просто как аппарат КТ. К нему и его установке абсолютно другие требования, другое техзадание. Из-за того что аппарат используется, скажем так, незаконно, пострадать могут и пациенты, и медики. Это несоблюдение радиологических норм. Радиологическая безопасность — это очень жесткие нормы и правила, которые мы все обязаны соблюдать. Это опасно. Ни в коем случае нельзя нарушать жесткий ход работы с аппаратами, препаратами. Это радиация. Это не какой-то малый естественный фон, в котором мы все иногда пребываем. Это агрессивные дозы радиации. Есть нормы, разработаны они не просто так. Нарушать их нельзя ни в коем случае, — объясняет медик.

Но, даже зная и видя нарушения, медики онкодиспансера вынуждены продолжать работать. Во-первых, иначе пациенты со смертельно опасным заболеванием останутся без лечения. А во-вторых, их просто затравит администрация больницы. Впрочем, с последним пунктом в кемеровском онкодиспансере проблем и так нет. После выхода нашего первого материала руководство больницы стало еще более свирепым. Медиков обещают штрафовать и увольнять, если они будут рассказывать о проблемах больницы. Буквально каждый день их вызывает директор и отчитывает. А за малейшую провинность в диспансере теперь делают официальный выговор.

— У нас сейчас единственный способ себя защитить — это служебные записки. Мы их пишем, заставляем регистрировать в приемной. Но эти документы пропадают. Мы таким образом пытаемся защитить себя. Если придет любая проверка, то в первую очередь вопросы будут именно к врачам. Мол, а вы что, не видели, что происходит? А мы-то видим и говорим руководству. Но ему, видимо, всё равно. У нас аппараты не работают, госпитализация не приостанавливается, врачей нет, мы просто больше не можем, — говорят врачи.

После выхода нашего предыдущего материала мы получили очень большой отклик не только от кемеровских медиков из разных больниц. О своих проблемах нам рассказали и сами пациенты онкодиспансера. Первое, что они говорили в разговоре с нашим журналистом, — всё описанное чистая правда. Мы приведем вам отрывки из нескольких звонков наших читателей, которые рассказали свои истории.

— Там происходят страшные вещи. То, что было написано в статье, — цветочки. На меня выписали препарат, цена которого за одну пачку 5 тысяч рублей. Но мне его не дают. Говорят, что его нет. Но ладно я. Я молодая. Но на химиотерапию полный коридор народа. Бабушки и дедушки пить не могут после этой химии. Кого-то рвет прямо во время процедуры. Лечение наитяжелейшее. Мне на живую кусок кости выпиливали. Без наркоза. Я в этой онкологии прошла тяжелейшие пытки. То есть мы не получаем препараты для облегчения реакции на химию. Но! В выписку нам их заносят. И сейчас ситуация такая, что я сама себе покупаю необходимый препарат, потому что от российского аналога у меня пошла сильная аллергия. Ставить я его должна каждые 28 дней. Стоит он 4100 рублей. Мне даже пенсии на эти препараты не хватает. На нас действительно экономят. И я уехала в Томск проходить лечение.

— Мне было 28 лет, и у меня нашли метастазы в печени. Это агрессивный вид рака. Как раз таки этот скандальный анализ ИГХ показал, что рост раковых клеток у меня 60%. То есть это очень быстрое течение болезни. Меня оставили без препаратов и в 28 лет отправили в хоспис умирать. Доктор сказал, что мой вид рака очень дорогой в лечении, поэтому онкодиспансер отказался лечить.

— В конце октября 2020 года у меня было очередное обследование КТ с рентгеноконтрастом, которое я прохожу уже 6-й год подряд 2 раза в год. Всегда было всё хорошо. А на этот раз еще на этапе введения лекарства я почувствовала сразу, что что-то не так. Было ощущение, будто по вене пустили лед. Во рту появился ярко выраженный запах химии. Было ощущение, будто мне на лицо положили какую-то тряпку с химией. Уже после обследования всё тело начало чесаться. Я была еще в больнице. Побежала в туалетную комнату, сняла маску — лицо горит. Смотрю на руки — они в волдырях. Поднимаю рубашку — там тоже всё в красных волдырях. Я подошла к медикам, спросила, что это за лекарство, чтобы для себя понять. Попросила оказать мне какую-то помощь. Мне предложили сходить вниз в аптеку, купить «Супрастин» и выпить. Но рядом была другая пациентка, она дала мне таблетку. А вот воды там не оказалось, чтобы запить ее, кулеры же убрали. Побежала в регистратуру, попросила у администратора стакан воды. Я решила не уходить сразу из больницы. Подумала, что, если здесь упаду, так меня хоть найдут. Это было действительно очень страшно. Но ладно я — сориентировалась. Но там ведь много пожилых людей. Они умрут в этих коридорах и даже не поймут, что произошло.

— У меня отец умирает. У него взяли анализы на ИГХ, но не успели провести. Взяли еще раз и отправили в Новосибирск. То есть у нас не могут сделать исследование и поставить нормально диагноз. Но пока говорят, что рак почки 4-й стадии. И метастазы в легких. Мы хотели съездить к другим врачам, но папа дорогу не вытянет. Врачи нас в хоспис отправляют. В онкодиспансере нас отказываются госпитализировать. Спрашивают, зачем мы вообще отца привозим.

— В детском отделении тоже происходит ад. Есть мамочки, которые боятся высказаться. Я осмелилась, не хочется уже молчать. Наши дети там лежат в этих условиях, мы просто уже не можем на это смотреть. Самое простое — стоит кулер, а его не заправляют. Детей поят из советских чайников кипяченой водой. Мы с апреля 2020 года лечимся, и постоянно возникают вопросы экономического характера. К самим врачам никаких претензий нет. У них спрашиваешь, почему нет каких-то препаратов, даже самых дешевых, на что врачи просто извиняются. А что они скажут? Мамочки сами покупают необходимое. Просто дайте врачам всё необходимое для лечения и взрослых, и детей!

— Мы уже три года ездим в эту больницу и видим очень большие изменения. Мы иногородние. Раньше в 7 утра приезжали и спокойно заходили в больницу, у нас принимали анализы. Очень хорошая медсестра была. А с новым директором всё поменялось. Ей всё равно, из какого города приезжает человек, — нужно стоять на улице и ждать. Прием начинается ровно в 08:30. В больнице раньше и чище было. Видно, что онкодиспансер обеднел. Простите, но в туалетах даже бумаги нет. Конечно, нет соблюдения никаких эпидемиологических мер. Толпой запускают в больницу, толпой — в гардеробную, толпой — к врачу. Такое чувство, будто мы пришли к ним в гости без приглашения. Про врача нашего ничего сказать не могу, она у нас хорошая. Раньше мы любили наш онкодиспансер, а теперь даже заходить туда не хочется.

— Нет ни лекарств, ни расходников. Практически все лекарства покупаем сами, потому что от тех, которые дают, страшные побочки. Дети после них ходят бледно-зеленые, их тошнит, им плохо. Там такие лекарства, знаете, как при простуде витаминку выпить. Конечно, мы понимаем, что одна ампула стоит почти 5 тысяч рублей. От другого препарата у ребенка ноги отнимались. К врачам, конечно, претензий нет. Мы спрашиваем, интересуемся, где нормальные лекарства. Нам просто объяснили, что решение о закупке лекарств принимает руководство. И предлагают: ставить то, что есть, или купить нормальные препараты самим. Мы выбираем второй вариант. Мы видим и ощущаем экономию на пациентах.

— Моему отцу в декабре поставили рак 4-й стадии. Но нам в лечении отказали. Можно сказать, отправили на тот свет еще живым. А папа еще чувствует в себе силы бороться, чувствует себя хорошо. Непонятно, почему вообще никакого лечения не назначили. Объяснять ничего не стали. Порекомендовали в хоспис отца положить.

— В детском отделении раньше, когда ставили катетер, крышечку использовали один раз. А теперь их оставляют и используют повторно. Даже этого нет в отделении. Мы лечимся чуть больше года. Четко увидела разницу в лечении при старом руководителе и новом.

7 апреля 2021 года губернатор Кемеровской области Сергей Цивилёв провел очередную пресс-конференцию. Мы решили задать главе региона вопрос относительно адовой ситуации в онкодиспансере. Конечно, мы заранее сообщали пресс-службе губернатора о планах поднять именно ту тему. Причина простая: чтобы власти смогли собрать информацию, изучить ее и дать ответ даже не нам, а в первую очередь пациентам и медикам онкодиспансера.

Тогда Цивилёв подтвердил: в онкологической службе региона действительно есть очень много серьезных проблем. Но все они якобы формировались годами. И дело тут не в новом руководстве больницы. Тогда же губернатор заявил, что, оказывается, в регионе проводится реформа онкослужбы.

— У любой реформы, а сейчас идет очень серьезная реформа в онкологии, иногда появляются противники. Это задевает чьи-то интересы. Но мы не намерены останавливаться. Мы будем делать серьезную реформу в нашей онкологии. Онкология стоит у нас на втором месте после кардиологии по степени важности, — сказал Сергей Цивилёв.

Далее губернатор передал слово министру здравоохранения Кузбасса Михаилу Малину. Он объяснил, что сейчас идет оптимизация работы онкодиспансера и это вызывает недовольство. Основной проблемой онкологической службы Малин назвал то, что кузбассовцы уезжают лечиться в другие регионы. По словам министра, это очень беспокоит правительство региона. А кошмарные условия работы медиков и отсутствие медикаментов, видимо, власти не очень беспокоит. Малин несколько раз сделал акцент всё на той же реформе и «оптимизации», обойдя вниманием конкретные истории врачей, о которых мы рассказали.

Ну а дальше вышла совсем неловкая ситуация, после которой в нашу редакцию посыпалась очередная порция писем и сообщений. Губернатор намекнул, будто бы истории в нашем материале были выдуманные. И предложил всем жителям Кузбасса и всем журналистам найти «реальные случаи» проблем в онкодиспансере и сообщить властям. Гарантировал, что наказан за это никто не будет.

Что самое интересное, власти, как оказалось, таки знают в лицо всех недовольных. В интервью нашему журналисту зампредседателя правительства Кузбасса Алексей Цигельник заявил, что встречался со всеми лично. Чтобы обсудить проблемы, которых нет. Вот ирония. В разговоре с нашим журналистом Цигельник посетовал: невозможно сделать так, чтобы все были довольны. Да и дело вообще не в новом руководителе. Причина кроется, оказывается, в том, что врачи мало работают. Из-за опасных условий труда рабочий день медиков онкодиспансера длится до 14:00. А Алексей Цигельник в личных беседах предложил им «поступиться своими личными удобствами» и работать больше. Но на это заявление зампредседателя трудовая инспекция никак не отреагировала. Это вообще законно: заставлять медиков работать сверх нормы в опасных для жизни условиях?

О дешевых отечественных аналоговых медикаментах Алексей Цигельник тоже высказался. Он четко дал понять: пациент больше не получит импортный препарат, которым его лечили ранее. И это никак не нарушает закон о закупке медикаментов.

— Когда кто-то говорит, что директор онкодиспансера Светлана Шаламова покупает неэффективный препарат, я отвечу, что она покупает препараты в соответствии с действующим законодательством. И, к сожалению, не всегда онкологический препарат может помочь, потому что эффективность лекарственного средства в онкологии вообще не стопроцентная, нередко она зависит не от качества препарата, а от характера самого заболевания. В том, что сделано руководством онкодиспансера в части обеспечения лекарственными препаратами, нет нарушений законодательства, — сказал Цигельник.

Тогда же зампредседателя уверял нашего журналиста: этот «неприятный эпизод» уже практически преодолен и проработан. А стороны сближаются и договариваются. Но все те, кто встречался с Цигельником лично, нам рассказали: он не давал говорить вообще. Встречи носили чисто формальный характер — поставить галочку, что она прошла. А по факту ни один вопрос и ни одна проблема решены не были. Поэтому медики вновь обратились к нам.

Власти региона во главе с губернатором во время пресс-конференции говорили о какой-то реформе в онкологической службе Кузбасса. Развивать эту тему никто не стал, да и на широкую публику о ней не говорят. Поэтому мы отправили запрос в правительство региона с просьбой объяснить нам: в чем же все-таки заключается эта реформа?

Итак, из регионального Минздрава нам пришел ответ, подписанный Михаилом Малиным. В нем сказано, что:

• оказание онкологической стационарной помощи будет централизованным;
  

• планируется открытие сети центров амбулаторной онкологической помощи;
  

• нужно увеличить охват женского населения маммографическим скринингом;
  

• необходимо внедрить другие онкоскрининговые программы.
  

Собственно, так выглядит реформа. Но, опять же, как это касается одной конкретной больницы и ее проблем — кемеровского онкодиспансера?

Следующий вопрос, который мы снова затронули, — обеспечение необходимыми медикаментами пациентов диспансера. Ответ оказался довольно предсказуемым.

— Пациенты со злокачественными образованиями обеспечиваются лекарственными препаратами в полном объеме как в рамках обязательного медицинского страхования, так и льготного лекарственного обеспечения. Все необходимые медикаменты для лечения онкологических больных согласно клиническим рекомендациям Министерства здравоохранения Российской Федерации имеются в достаточном количестве. Проблем в лечении не имеется, — говорится в официальном ответе.

Начнем, пожалуй, с основного органа, который первым должен был провести проверки в онкодиспансере после выхода нашего материала — Минздрав Кузбасса. И, что совершенно не удивительно, чиновники нашли нарушения в работе… врачей!

— В июне 2021 года в Кузбасском клиническом диспансере им. М. С. Раппопорта проведен аудит главным внештатным специалистом по патологической анатомии Министерства здравоохранения Российской Федерации — выявлены нарушения в организации проведения исследований и качества их выполнения, — говорится в официальном ответе на запрос.

И на этом всё. Больше никаких нарушений в работе кемеровского онкодиспансера чиновники не нашли. Правда, в Минздрав обращались сотрудники патолого-анатомического отделения больницы с жалобой на зарплаты. Но проверка показала, что медики якобы неправы. Всего же с марта 2021 года региональный Минздрав получил четыре обращения по работе диспансера. Два из них содержали критику медорганизации, одно — несогласие сотрудников с изменениями в трудовом договоре и еще одно — несогласие сотрудников с размером заработной платы.

— Конфликтов среди работников онкологического диспансера, в том числе у работников с руководством онкологического диспансера, нет, — говорится также в официальном ответе на наш запрос.

Ну а теперь самое интересное. То, что не увидели чиновники, разглядели в прокуратуре и суде. После публикации нашего первого материала об ужасах в онкодиспансере региональная прокуратура начала проверку. Длилась она больше месяца. Потом нам сообщили о ее результатах и показали список обнаруженных нарушений. Как нам пояснили в ведомстве, к проведению проверки были привлечены специалисты Территориального органа Росздравнадзора по Кемеровской области, региональной Государственной инспекции труда, Роспотребнадзора и Главного контрольного управления.

— В ходе проверки прокурором района истребованы объяснения уполномоченных должностных лиц медицинской организации, изучена необходимая документация. В результате проверки в деятельности медицинского учреждения выявлены нарушения требований трудового законодательства, а также об охране здоровья граждан и закупках для государственных нужд, — сообщили в прокуратуре региона.

По итогу прокурор вынес директору скандального онкодиспансера представление. В отношении других должностных лиц были возбуждены дела об административных правонарушениях. Более подробную информацию прокуратура не предоставила. Но нестыковки в словах Минздрава и прокуратуры видно и так: чиновники настаивают, что нарушений со стороны руководства нет вообще.

Следующим нарушения в диспансере увидел суд Рудничного района Кемерово. Туда с жалобой обратились сами работники медучреждения. Мы подробно изучили судебные документы. Медики сообщили суду о нарушениях, связанных с их профессиональной деятельностью. Они рассказали, что сотрудникам патолого-анатомического отделения не выдавались каждые два часа маски, что является обязательным условием во время действия режима «Повышенная готовность». Кроме того, медики не получали достаточное количество комплектов сменной одежды. Также руководство больницы не обеспечивало их защитной одеждой и обувью для вскрытия умерших с установленным диагнозом COVID-19.

— Необеспеченность сотрудников патолого-анатомического отделения ведет к проникновению патологического биологического агента на слизистые носа, рта, глаз, а учитывая также проведение вскрытия умерших от COVID-19, у сотрудников патолого-анатомического отделения ГБУЗ «ККОД» при профессиональной деятельности имеется риск инфицирования и возникновения заболевания COVID-19, что создает условия для распространения новой коронавирусной инфекции и влечет угрозу причинения вреда здоровью, в частности для сотрудников патолого-анатомического отделения, — говорится в материалах дела.

Представитель ответчика, то есть руководства больницы, в суде не признал существование этих нарушений. По его словам, медики были обеспечены всем необходимым. При вынесении решения суд учитывал тот факт, что COVID-19 входит в перечень опасных заболеваний. То есть из-за нарушений в диспансере жизнь и здоровье трех врачей-патологоанатомов, семи лаборантов, санитарки и кастелянши были под угрозой.

После рассмотрения всех доказательств суд признал кемеровский онкодиспансер виновным в совершении административного правонарушения по ч. 2 ст. 6.3 КоАП РФ «Нарушение законодательства в области обеспечения санитарно-эпидемиологического благополучия населения». В качестве наказания онкодиспансер получил штраф в размере 100 тысяч рублей.

И это только те случаи, когда медики смогли доказать свою правоту. В разговоре с нами они делятся: их запугивают увольнением. Поэтому не все врачи обращаются в суды и пишут жалобы в надзорные ведомства. И это всё притом что в регионе и без того острая нехватка врачей.

Мы и дальше будем следить за ситуацией, которая разворачивается в кемеровском онкодиспансере. Если вы сталкивались с некачественным лечением в этой больнице или же вы сотрудник диспансера и вам есть что рассказать — пишите на нашу почту k.miller@iportal.ru. Мы обязательно разберемся в вашей проблеме вместе. Анонимность гарантируем.